Евгений Ратников - Город, в котором оживают кошмары

Спустившись вниз, Фар чуть было не потерял Кентавра из виду. Он уходил к входам в подсобные помещения через просторный бар, справедливо рассудив, что все основные входы перекрыты. Привстав с подушек у столика и отложив кальян, вытянув шею, эсэсбешников рассматривал высокий молодой мутант-доберман в серой майке с вертикальной полоской иероглифов на животе. А с другой стороны, у подсвеченного зелёным светом бара, к ним приглядывался седой джентльмен с тростью в бледно-сиреневом костюме-тройке. Тонкое морщинистое лицо под зачесанными назад волосами украшали аккуратные пышные усы и бакенбарды. Но самыми странными было его глаза — они были абсолютно чёрного цвета. Эта непонятная чернота буквально поглотила Ящера, он с трудом переключил внимание на спутницу субъекта — стройную, как будто резную змейку с чешуёй лимонного цвета в белом платьице и серебристых туфельках. Рядом сидел на стуле мужчина с седеющим затылком, одетый в серую куртку, один рукав которой состоял из трех разноцветных частей: синей у плеча, белой на локте и оранжевой у кисти. Он вполоборота смотрел на офицеров, отставив в сторону стакан с пивом.

Кентавр скрылся в тёмном коридоре, следом в темноте исчез узорный панцирь жука. Нуаре и Арафаилов отстали, расталкивая толпу. Клуб не зря назывался «Лабиринтом». Офицеры могли ориентироваться в узких тёмных коридорах только по едва слышимому впереди звуку шагов и шороху конечностей цепляющегося за стены жука. Они прошли вниз, оказавшись в технических помещениях за ареной. Взглянув влево через узкие окошки, можно было увидеть, как за спинами стопившегося по краям восьмиугольника персонала Белый Бык вбивает могучими копытами в песок неудачливую жабу. Вцепившись в пупырчатую шею, чемпион приподнял полубессознательного амфибоида и взревел. Толпа поддержала любимца дружным рёвом.

Одна из дверей в раздевалки была приоткрыта. Ящер на секунду заглянул туда и остановился как вкопанный. Под одной желтоватой лампочкой сидела на невысоком столике обнажённая Тень, широко расставив ноги в изящных военных ботинках. Она упёрлась руками за спиной в столик, приподняв острые груди с торчащими сосками. Зеленоватые глаза над треугольной маской похотливо смотрели вниз, где между её бёдрами расположилась раздетая Монашка. Она целовала аккуратные кубики на животе подруги, её губы спускались всё ниже и ниже. На секунду Фар забыл, что он собственно, здесь делает. Но тут Тень чуть повернула голову, в смотрящего в щель Ящера впился внимательный колючий взгляд. Она слега толкнула Монашку бедром, та кивнула, но не остановилась. Абдельджаффара вернул в чувство толчок в плечо и презрительная усмешка поравнявшегося с ним майора.

А между тем Кентавр уже почти дошёл до светлого прямоугольника выхода. Оборачиваясь назад, он не видел преследовавшего его инсектоида. Конь не заметил, что Мибаро полз в темноте под потолком. Полз он совершенно бесшумно, перестав издавать намеренный шелест хитиновых частей тела о стены, чтобы сбить жертву с толку. Жук обрушился на наёмника всей своей массой, но слегка промахнулся, что позволило коню быстро выбраться из-под него и ударить ногой в высоких сапогах в голову с выгравированным клеймом. Инсектоид быстро встал и атаковал мутанта. В узком коридоре у того было мало шансов выстоять против усача, а на улице за его спиной и того меньше. Но конь яростно атаковал Мибаро в голову, видимо, не осознавая, что таким образом блоки жука пробить не возможно. Мибаро напрягся, растопырил надкрылья, готовясь нанести смертельный удар в совершенно не защищаемый корпус Кентавра. Прямым ударом хитинового кулака жук, бывало, разрывал печень и селезёнку млекопитающих и других мягкотелых созданий. Но тут жук почувствовал мощный удар сзади в место между головным и грудным панцирем.

Услышав шум драки, офицеры побежали, но в конце длинного коридора у выхода нашли валяющегося на животе Мибаро. Он пытался встать, конечности неистово дёргались, бестолково хлопали большие прозрачные крылья, ударяясь о стены. Фар не так давно видел конвульсии умирающего насекомого и сразу понял, что дело плохо. Наступив на перекрывшую проход могучую тушу, олень побежал наружу, но заметил только отъезжающую от клуба серую машину. Ящер разглядел, как из круглой раны на задней части головы Мибаро толчками вытекает желтовато-бурая жидкость.

Мибаро умирал долго. Его отволокли в ближайшую подсобку, где тело жука ещё несколько часов подавало признаки жизни. Конечности всё медленнее сгибались и разгибались, из нейрорепродуктора доносился набор бессвязных фраз и нечленораздельных звуков. Шарпей с охранниками долго решали, что делать с телом. Признать, что наёмник убил начальника охраны, означало потерять престиж в глазах посетителей. Через какое-то время появилась огромная, раза в полтора больше покойного, коричневая самка жука-усача. Это оказалась то ли жена, то ли мать, Фар не понял. В общем, родственница. Боясь, и судя по её виду неспроста, её ярости по поводу смерти дорогого ей жука, Жопа со всей возможной деликатностью ввёл её в курс дела. И она решила вопрос со всем присущим насекомым хладнокровием: намекнула на страховые выплаты от руководства клуба и, удовлетворившись суммой, предложила вынести её любимого кого-то по частям и обставить гибель как несчастный случай дома. Весь остальной вечер охранники пилили своего бывшего шефа и утаскивали из клуба через разные выходы в пластиковых пакетах.

Поздно вечером, когда на город опустились бледно-синие летние сумерки, в кабинете владельца клуба состоялся экстренный военный совет. Офицеры прибыли в полутёмное просторное помещение, три стены которого были украшены полотнами чёрной и зелёной ткани. Четвёртая представляла собой выступающий в зал балкон из бронированного стекла. С той стороны оно казалось непроницаемо чёрным, но отсюда всю арену было видно как на ладони. Спиной к балкону, развернув кресло к массивному столу, восседал Денис Павлович. По периметру этого «логова Минотавра» были расставлены страшные позолоченные статуи. Фигуры людей, мужчин и женщин, замерших в страдальческих позах и безмолвно кричащих, были выполнены в странной манере — они как будто плавились и стекали. Абдельджаффару крайне неприятно было на них смотреть, они напоминали ему какую-то коллекцию жертв пожара. Перед столом стоял поверженный недавно амфибоид. Вся овальная голова была покрыта большими раздутыми гематомами, отчего серая жаба казалась ещё уродливее. Валун, словно заевший патефон, всё требовал и требовал реванша. Но вместо Минотавра с ним разговаривал казавшийся вездесущим пёс-инвалид. Развалив на коляске жирное тело, тот крыл Валуна матом: