Олег Еремин - Перепутье [СИ]

- Гляди, какие интересные кристаллы! - услышал он справа возглас одного из своих парней.

- Ну-ка? - это голос командира котелковцев. И, спустя секунду, его громкий крик: - Слезы!

Трорвль резко обернулся.

Это его спасло. Арбалетный болт пропорол куртку на спине, царапнув лопатку.

А в гулком пространстве звонкие щелчки спущенных тетив, короткие посвисты болтов. И крики его ребят, удивленные и полные боли.

Шагах в пяти позади Трорвля солдат с направленным на кочевника разряженным арбалетом.

Трорвль, не задумываясь, на инстинктах бойца, кидается к нему.

Котелковец поднимает арбалет, отбивает им удар пиратской сабли.

Но Трорвль уже проводит финт, и острие пронзает противника.

Еще один слева.

Он отбросил арбалет и достает что-то из сумки на ремне.

Трорвль делает к нему скользящий хищный шаг.

Грохот отдается многократным эхом, и юноша чувствует сильный толчок в левое плечо и резкую боль.

Котелковец целится в него из небольшого тупоносого пистолета.

Превозмогая слабость, Трорвль поднимает к груди фонарь, и следующая пуля разбивает его на стеклянные осколки. Брызжущее во все стороны горящее масло поджигает куртку.

А пуля, пройдя несерьезное препятствие, бьет в грудь, отбрасывая юношу.

Трорвль, чтобы не упасть, делает пару шагов назад. И получает один за другим еще три удара - в бок, живот в грудь.

Все закружилось, ноги почему-то перестали держать, и на молодого кочевника наползла темнота.

Он уже не чувствовал боли от ран, не ощущал огня, вцепившегося в его одежду.

Темнота и покой.

Он увидел бескрайнюю ночную степь, освещенную яркой Синью. А над ним склонилась рыжеволосая девушка.

- Аррися, - тихо прошептал кочевник.

Мягкий поцелуй любимой и полный абсолютный покой.

Трорвль уже не видел, как отчаянно кинулась к нему Чиируна. Чужие грубые руки потянулись к девушке, но она ловко выскользнула, побежала к любимому.

Но сильный удар тяжелым мечом плашмя по ногам подсек ее. На девушку навалились, придавливая к каменному полу, выкручивая руки.

А она смотрела только вперед, туда, где в двадцати метрах от нее, лежал навзничь парень, с горящей курткой. Через отчаяние и душевную боль она отстраненно заметила, как распахнувшаяся тускло пламенеющая пола накрыла один из кристаллов.

А потом был белый огонь. Такой яркий, что она на минуту ослепла.

А следом грохот, который сжался в тугую волну, опрокинул тех, кто еще стоял на ногах и буквально вымел их наружу. Все тряслось и скрежетало. Пещера дракона рушилась, заваливая проход, насыпая грандиозную могилу над убитыми пиратами и все еще живыми убийцами-котелковцами. Пара глыб свалилась и на "ученых", отброшенных почти ко входу.

Чиируна, ничего не видя, поднялась, пошла куда-то, споткнулась, опять упала.

Кто-то наклонился и схватил ее за волосы, за растрепавшийся серый хвостик. Запрокинул голову, приставил к горлу холодный клинок.

"Пусть режет" - подумала девушка и даже подалась вперед, ощутив, как лезвие царапнуло шею.

- Дура! - как будто через слой ваты и непрерывный звон в ушах услышала она на общевосточном.

Лезвие исчезло, ей опять заломили руку, до хруста, до резкой отрезвляющей боли.

Подняли и поволокли к тусклому отсвету входа.

Только тогда Чиируна отстраненно поняла, что зрение начало возвращаться.

Эртль сидел в кают-компании. Свободная смена во главе с боцманом собралась отпраздновать открытие пещеры и конец поискам. Достали бочонок со знаменитым темным котелковским элем.

Разлили его по кружкам.

Эртль хотел отказаться, но подумал:

"Какой Взиги! Имею я право немного выпить или нет?"

Совесть подсказала отрицательный ответ. Но юноша вдруг вспомнил капитана Бираана и его страсть к этому напитку и решил, что надо помянуть славного пирата.

За первой кружкой последовала вторая, третья.

Когда сквозь тихий рокот работающего на холостых оборотах паровика раздался отдаленный гул, юноша огляделся мутным взором и увидел, как к нему подходят со спины пара дюжих матросов.

- Ах так! - протянул он. - Хотите рас-размяться?

Оперся на почему-то покачнувшийся стол ладонями, встал.

И получил сокрушительный удар в челюсть.

Талиса лежала в гамаке. Она читала интересный приключенческий роман. Страницы таинственно желтели в неярком свете масляного фонаря, размещенного в изголовье. Она уже почти не дулась на котелковцев. Хотя, то, что ее не взяли в пещеру, основательно ее обидело.

За тонкой, чисто символичной дверцей маленькой каюты послышалась какая-то возня.

Девушка обернулась. В распахнувшийся проем протиснулись двое матросов. В крошечном помещении сделалось тесно. Котелковцы, не говоря ни слова, навалились на тихо пискнувшую девушку, принялись суетливо ее вязать.

- Эртль! - громко закричала пиккурийка, пытаясь отбиваться. Но мозолистая рука зажала ей рот.

Нас заперли в офицерской каюте. Хотя, это слишком громкое слово: "заперли". Хлипкая дверца из реек и ткани не выдержала бы и моего пинка, а уж если пинанием займутся Чии и Эртль...

Но в нашем узилище постоянно дежурили двое здоровенных матросов. Я, кстати, только теперь сообразила, что команда "научного" судна чрезмерно изобилует мощными людьми. Боюсь, что и без охраны, которая в полном составе погибла в заваленной пещере, вздумай кто-нибудь попытаться взять "Пытливого" на абордаж, он будет очень неприятно удивлен. Смертельно удивлен.

А кроме непрестанного надзора, нас обезопасили, связав за спиной руки. Совсем не плотно, так, чтобы кисти не затекали, но на совершено не поддающиеся узлы, и так, что даже Чии не могла вытащить из пут свою узкую ладошку, как ни старалась.

Кроме того, от наручников к проходящей по борту трубе тянулись длинные тросики из волокон травы сараники, той самой, из которой сплетен весь такелаж и абордажные канаты. Эти веревки невероятно прочные, и сорваться с привязи нам бы не удалось.

Я, правда, прикинула, что если мы рванемся все разом, то, может быть, вырвем секцию трубы.

Но, что потом? Ну, запинают Чии и Эртль охранников. Хотя, это скорей мечта, чем реальность. А дальше? Что мы втроем сможем противопоставить сорока крепким мужчинам команды?

Так что мы сидели и не рыпались.

Вернее, лежали на своих гамаках, поднимаясь лишь чтобы по одному в сопровождении охранника сходить по нужде, или поесть с ложечки.

Удивительно мерзкий способ кормления, кстати.

А еще, если честно, всем нам совершенно не хотелось никуда прорываться. Навалилась тяжелая темная апатия. Мы с Чии первые две ночи проревели. То есть ревела в три ручья я, а Чиируна морщилась и судорожно сглатывала, глядя прищурено красными от проступающих слез глазами.