Уильям Гибсон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

Флинн подошла к стулу, на котором оставила «Полли». Кловис вдвинула телескопический стержень планшета и прислонила собственный планшет к спинке стула, на сложенном свитере. «Полли» смотрел эпизод «Чудес науки» про самопроизвольное возгорание людей.

— Эй, — сказала Флинн. — Привет.

— Ой! — Сферическое тело «Полли» качнулось на неподвижных колесах, наклонив назад планшет вместе с камерой. — Передача меня напугала. Я все время представлял, что мое тело в куполе гобивагена самовозгорается. Началось после новостей, а я не мог переключить канал.

— Хочешь досмотреть вторую половину? Там будет погружение с аквалангом в старую часть Нижнего Манхеттена.

— Нет! Я хотел повидаться с тобой.

— Я иду есть. Возьму тебя в «Суши-лавку».

— Что это?

— Ресторанчик Хуна. В другом конце торгового центра. Мэдисон пробил дыры насквозь и построил хомячковый лабиринт из кровельной плитки. — Флинн глянула на свое отражение в зеркальце, которое кто-то (возможно, Кловис) приклеил к синей пленке кусками бирюзового скотча. — После короны на голове ужас в кошмаре.

Она села на стул, поставила «Полли» на пол и надела обувь. «Полли» вытянул стержень, заурчал и покатился вперед, крутя планшетом из стороны в сторону.

— Стой! — крикнула Флинн, вставая. Она догнала его, взяла на руки и шагнула в щель.

— Очень странное зрелище, — заметил Уилф. — Похоже на какую-то примитивную игру.

— Скучная игра.

— Они все такие. Зачем это?

— Если на нас нападут, мы сможем пройти в «Суши-лавку» и взять суп с креветками.

— Какой смысл?

— Думаю, мальчикам нравится играть в войнушку. Хотя, наверное, идею предложила Лоубир, а Бертон и мой друг Мэдисон так воплотили.

— Кто такой Мэдисон?

Флинн шагнула через дверь в центральной стене:

— Муж моей подруги, очень славный. Играет в «Су — двадцать семь».

— Что это?

— Авиасимулятор. Старые русские самолеты. Лоубир — Гриф.

Он не ответил. Флинн остановилась между двумя стенами из мешков, подняла «Полли» к лицу.

— Гриф? — переспросил он.

— Гриф. Станет ею. Но не совсем. Типа это уже не ее прошлое, ничего такого с нею не случилось, так что он не проживет ее жизнь. — Флинн пошла дальше.

— Ты как-то умеешь все просто принять.

— Ты в будущем, где наноботы едят людей, можно менять тела, а правят короли с гангстерами. И все это принимаешь, верно?

— Нет, — ответил он за мгновение до того, как она, пригнувшись, вошла к Хуну на кухню. — Не принимаю. Я все это ненавижу.

Томми пришел и сел на корточки рядом с пенопластом, держа шляпу в руках. От таблетки, которую накануне дала ей Такома, Флинн чувствовала себя немного пришибленной, зато и выспалась по-настоящему впервые за много дней.

— Сядь на пенку, Томми, не порти колени, — сказала она.

— Тебя, что ли, не могли устроить поудобнее? — Томми, повернувшись на пятках, опустился задом на пенопласт.

— На больничной койке чувствуешь себя в больнице. А Бертон и Коннер оба много пердят. Что там с луканами, которые уматывают? Мы точно их не купили?

— Точно, — ответил он. — Почему я и разбудил тебя в такую рань. Чтобы тебе это все сказать.

— Что? — Она приподнялась на локте.

— Думаю, те ребята велели луканам сдать назад, потому что они медиамагнит. Не столько сами по себе, но добавь чего-нибудь до кучи, журналюги слетятся со всех сторон. Или если они делают что-нибудь необычное, например уходят по доброй воле, — это тоже тема для новостей. Ваши пиарщики более или менее успешно выводят вас за скобки, но все равно вокруг ухода луканов шума много.

— Зачем конкурентам нужно, чтобы луканы ушли?

— Чтобы не было лишнего внимания, когда по городу вдарят всерьез, — сказал Томми.

— Это как?

— Безбаши. Вагон и маленькая тележка. Транспорт, личный состав. Информаторы Грифа говорят, сюда направляются два больших конвоя. Колонны белых фургонов. А двоюродный брат Бена Картера сейчас на бывшем участке Пиккета с большим подразделением безбашей. Он сказал Бену, что, по слухам, их сегодня перебросят в город — окончательно разобраться с недобитыми мерзавцами из наркоимперии Корбелла Пиккета. Которую, оказывается, уничтожили они, а не твой бдительный братец, его лучший друг и протез от ветеранской администрации.

— Они едут сюда?

— Вот именно.

— А мы — недобитые мерзавцы?

— Бинго!

— Они настолько продажны?

— В нынешнем мире — да. По крайней мере в последние двое суток. Однако не тебе удивляться — ты владеешь долей в организации, которая первая начала массово скупать госчиновников.

— И что будет, когда они сюда придут?

— Мы окажем сопротивление при аресте. Вне зависимости от того, как поведем себя на самом деле, скажут, что мы сопротивлялись аресту. Штабель из черепицы от умных снарядов не защитит — их создавали именно против таких доморощенных укреплений при уличных боях. Потолок здесь — одно название, да и в любом случае у безбашей есть ударные дроны. В бункере они бы нас точно так же достали. Плюс ребята Бертона по жизни не склонны расходиться миром.

— Почему это происходит именно сейчас?

— Гриф считает, оба кулака на самой верхней части биты, дальше некуда. Конкуренты купили человека, который отдает приказы безбашам, и над ним уже нет никого, кого могли бы купить вы.

— А если Гриф напрямую выйдет на Гонсалес?

— Как я понимаю, уже вышел. Если не напрямую, то сильно близко. Но это политика, и расклад такой, что с безбашами даже президент ничего поделать не может.

— Когда они будут здесь?

— К вечеру, но они обычно начинают операции после полуночи.

— Ты можешь встретить их и помочь им наводить порядок, Томми. Я не понимаю, зачем тебе лезть в петлю вместе с нами.

— Иди в жопу, — добродушно ответил Томми. — Хочешь буррито? Я тебе принес.

— А почему я запаха не чувствую?

— Я попросил упаковать в два пакета, чтобы не испортить форму. — И Томми сунул руку в большой боковой карман куртки.

Он пытался спать на гранитной скамье в огромном холодном зале голосовой почты Даэдры, откуда постоянно отправлялись поезда — а может быть, мобили — и гулкие голоса неразборчиво объявляли пункты назначения. Свет пульсировал.

Недертон открыл глаза. Он лежал на кожаных подушках в куполе. Из темноты гаража — новая вспышка света. Он сел, протер глаза.

Следующая арка зажглась над Оссианом и Тлен. У Оссиана в вытянутой руке — темная одежда на плечиках. Тлен, мрачная, впрочем не более обычного, в чем-то вроде шоферской униформы. На жесткой куртке — застежки-клеванты из черного шелкового шнура, словно рельефные бабочки. На голове большая фуражка, как у советского коммодора, блестящий козырек закрывает глаза.