Уильям Гибсон - Избранные произведения в одном томе [компиляция]

— Я сталкиваюсь первый раз.

— Пятьдесят шестой, — сказала она, указывая на панель.

Недертон нажал кнопку. Открылась дверь лифта и, как только они вошли, снова закрылась. Подъем был быстрым, бесшумным, и от него самую чуточку мутило. Обнадеживало одно: на таких приемах всегда подают выпивку.

На выходе из лифта Флинн увидела между двумя группами людей в черном тот самый изгиб реки далеко внизу, который когда-то заметила из коптера. Все окна были прозрачны, все внутренние стены убраны. Будто их никогда и не было. Одно большое пространство, как в галерее у Льва. Коннер стоял у лифта, внимательно примечая все вокруг. Он полностью вошел в роль, и Флинн подумалось, что Коннер теперь снова такой, каким был до взрыва, или чем там его изувечило. Не улыбка — телохранители не улыбаются, — но что-то очень похожее играло на его губах.

— Спуститься или подняться можно только на этом лифте, — сказал он. — Есть лестница на этаж ниже и на этаж выше. Много серьезных бугаев. Охрана, как я. И бугаих. Типа съезд братков в городе из одних богатеньких.

— Я впервые вижу здесь столько людей, — заметила Флинн.

Тут в каждой косточке периферали что-то загудело. «Проверяю связь, — сказал неописуемо мерзкий голос, даже не голос, а модулированная боль, но Флинн знала, что это Лоубир. — Подтверди».

Двойной щелчок крохотным магнитом на языке по левой передней части нёба.

«Хорошо, — отозвались кости. — Пройдитесь по залу. Скажи Уилфу».

— Давай пройдемся, — предложила она.

Мимо них как раз стремительно двигалась большая группа татуированных новозеландцев. «Та-моко», вспомнила Флинн из «Чудес науки». Строго говоря, не татуировка. Борозды в коже. Главной у них, видимо, была блондинка с профилем, как боевое каное. Решительно не возникало впечатления, что они пришли в гости или на какой-либо праздник, даже на праздник светлой памяти. Что-то странное случилось с лицом блондинки, когда та оказалась напротив Флинн: чуть заметное заикание видеокартинки. Артефакты в поле зрения; Лоубир как-то о них упоминала.

— Держись на расстоянии минимум два метра, — сказал Уилф Коннеру. — Когда мы разговариваем, увеличивай его до четырех.

— Я дрессированный, — ответил Коннер. — Она заставила меня учиться на виртуальном коронационном балу в Испании. Тут, блин, по сравнению просто тусовка на летнем отдыхе.

Подошла митикоида с бокалами светло-желтого вина на подносе.

— Нет, спасибо, — сказала Флинн.

Уилф с улыбкой потянулся к бокалу и вдруг замер. Как Бертон от гаптического глюка. Рука изменила курс — к стакану с шипучей водой ближе к краю подноса. Уилф скривился, взял воду и сказал:

— Идем.

— Куда?

— Сюда, Анни. — Он, держа стакан у груди, взял Флинн под руку и повел к центру зала, прочь от окон.

Она вспомнила, как много времени требовалось на облет этажа. Интересно, здесь ли стрекозки и что они такое на самом деле.

Почти в самом центре зала стоял квадратный черный экран от пола до потолка, люди вокруг разговаривали, держали бокалы. Больше всего это походило на исполинскую версию плоского дисплея на столе Уилфа в их первую встречу. Уилф шел уверенно, будто знает куда, хотя Флинн понимала, что это чистой воды притворство. Сейчас, под немного другим углом, она увидела, что экран не совсем черный: на нем смутно угадывалось женское лицо.

— Что это? — Она кивнула в сторону экрана.

— Аэлита.

— У вас так принято?

— Я никогда прежде не видел. И… — Он не договорил. — А вот и Даэдра.

Даэдра оказалась ниже, чем ожидала Флинн. Примерно как Такома. И еще она была чисто из видео или из рекламы. У себя в городе увидеть кого-нибудь такого — уже событие. У Пиккета это отчасти проглядывало — где-то набрался, хотя вряд ли специально. И у Брента тоже, в мужском варианте, из Майами или откуда еще, а будь у него жена, она бы выглядела примерно так же. Даэдра была такая с ног до головы плюс татуировки: черные спирали на ключицах, над вырезом черного платья. Флинн поймала себя на том, что ждет, когда они зашевелятся. Хотя, наверное, будь они движущиеся, Уилф бы про это упомянул.

— Анни, — произнес Уилф, — ты уже встречалась с Даэдрой в «Коннахте». Знаю, ты этого не ждала, но я рассказал про твое восприятие ее искусства, и она очень заинтересовалась.

— Неопримитивисты, — проговорила Даэдра так, будто слово ей противно. Ее взгляд, устремленный на Флинн, выражал полное равнодушие. — Что вы с ними делаете?

Что там говорили про имплант? Ему нужен прямой вопрос про искусство Даэдры, чтобы включиться и нести пургу? Видимо, да.

— Я их изучаю, — ответила Флинн, судорожно вспоминая желтые корешки «Нейшнл географиков» и «Чудеса науки». — Изучаю, что они изготавливают.

— И что же они изготавливают?

Флинн вспомнила только Карлоса и ребят с их поделками из кайдекса.

— Чехлы, ножны. Украшения.

Украшений ребята не делали, но без разницы.

— И как это связано с моим творчеством?

— Попытки охватить реальность вне рамок гегемонии, — сказал имплант. — Другой. Героически. Неукротимое любопытство, одухотворенное вашей имманентной человечностью. Вашим гуманизмом. — Флинн чувствовала, что у нее глаза лезут из орбит. Она выдавила улыбку.

Даэдра глянула на Уилфа:

— Моим гуманизмом?

— Именно, — сказал Уилф. — Анни считает твой имманентный гуманизм наименее ценимой частью твоего творчества. Ее анализ направлен на устранение этого противоречия. Доводы, которые она приводит, буквально раскрыли мне глаза.

— Вот как, — проговорила Даэдра, глядя на него.

— Анни очень робеет в твоем присутствии. Твое творчество для нее — все.

— Вот как?

— Я так счастлива вас увидеть, — сказала Флинн. — Снова.

— Перифераль нисколько на вас не похожа, — заметила Даэдра. — Вы в мобиле на пути в Бразилию?

— Анни сейчас должна медитировать, но она манкировала сеансом, чтобы попасть сюда. Неопримы, которые согласились ее принять, требуют, чтобы гости удалили все импланты. Редкая самоотверженность с ее стороны.

— Кто это? — по-прежнему глядя на нее.

— Не знаю, — ответила Флинн.

— Прокатка, — сказал Уилф. — Я нашел ее через «Синдром самозванца».

— Я очень сожалею насчет вашей сестры, — промямлила Флинн. — Узнала про нее только здесь. Какое печальное событие.

— Отец до вчерашнего полудня воздерживался от окончательных заявлений, — сказала Даэдра без тени печали.

— Он здесь? — спросила Флинн.

— В Балтиморе, — ответила Даэдра. — Он не путешествует.

И тут из толпы за ее спиной вышел мужчина с балкона. Не в коричневом халате, а в черном костюме. Темная бородка чуть отросла, подстрижена. Улыбка.

— Черт, — прошептала Флинн.