Владимир Поселягин - Танкист 3. Прорыватель.

— А петлицы почему танкистов?

— Для маскировки, у нас в роте у всех такие.

— Ладно давай про Лосева, а потом и Ольгу.

— Лосев тоже у нас служит, ротный старшина в моей роте. Недавно из госпиталя выписался, буквально за несколько дней, когда о вас информация пришла. Наградили его такими же наградами, как и у меня, и старшину подтвердили. Тоже подписку о неразглашении взяли. Ох сколько нам писать пришлось, сколько подписок давать. Ольга в госпитале работает, ей орден «Красной Звезды» дали. Отец её жив, воюет, частями своими командует. Это она сказала, когда мы встречались перед поездкой, спасибо просила передать, там чудом до окружения не дошло, успели отбиться и части вывести.

— Это хорошо, что у вас всё благополучно. Действительно радует, — вздохну я.

— А сами как? А то я подробностей не знаю.

Я начал описывать как очнулся в самолёте, от раны лишь шрам остался, ну и что дальше было. Бабочкин только крякал и в восхищении крутил головой, но слушал внимательно, изредка громко сопя от возмущения, что это всё без него происходило. Летели на двух самолётах и те на втором были, он как раз благополучно достиг цели. Я успел описать всё, включая случай в Киеве, как мне зубы выбивали, где Бабочкин удивился, он не заметил, чтобы у меня была щель, но потом вспомнив о быстро заживавшем ранении, замолчал. Ну и то что у меня имеется зуб, правда выбитый, на НКВД, тот тоже понял. Правда ничего не сказал, видимо решив, что со временем отойду. Ну это вряд ли, уж я-то себя знаю.

А вскоре и колонна пошла. Длинная, видимо сразу несколько колонн, и вот мы, запустив двигатель и успели вклинится в просвет, двигаясь с ними.

— Скоро рассвет, — посмотрев на часы, сказал я — Меньше часа осталось.

— Скоро встанем, — посмотрев на показание датчика бака, сообщил Бабочкин. — Мост мы уже проехали.

— Хорошо теперь поглядывай по сторонам. Увидишь технику, сообщи. Остановимся.

— Есть.

Бойцы в кузове кутались в шинели, так-то они были в телогрейках, зелёных армейских, но в открытом кузове всё же холодно, поэтому и отобрав четыре более-менее целые шинели диверсантов, и вот так ими грелись. На ходу ветерок выдувал всё тепло. Поэтому, когда сержант приметил силуэты какой-то техники и остановился, оба сразу покинули кузов, разминая руки и ноги, согреваясь. А техника оказалась не битой, колонна остановилась на марше. Спят они. Вот ведь люди, неужто не понимают, что ночь самое то для переброски резервов? Сразу видно, новая часть, ещё не понимают, что ночь спасительница для наших от вражеских налётов. Ничего, немцы быстро научат. Идиотизм не лечится, но хоть правила войны усвоят. У меня документов не было, поэтому я Бабочкина отправил договорится поделится бензином. Тот нашёл дежурного, даже не командира, а разводящего охраны колонны, и тот лишь руками развёл. Без приказа на могу. Пришлось командира колонны поднимать. Пусть у Бабочкина хоть и были документы на сержанта дивизии НКВД, серьёзные, тот ни в какую. Тогда к командиру в звании старлея подошёл один из осназовцев и что-то прошептал ему на ухо, показав бумагу. Бензин сразу нашёлся, и даже две канистры. Сорок литров не так и много, но хоть что-то. А этому старлею, кстати, командиру дивизиона «трёхдюймовок», второй стрелковой дивизии что тоже формировалась в Москве, был дан совет двигаться дальше немедленно, иначе днём их немецкая авиация встретит. Думаете послушался? Как же, снова спать завалился. А мы перелили в бензин в бак и вернули канистры, это дефицит, и дождавшись следующей колонны, пристроившись к ней, покатили дальше. Да, пока мы бензиновыми делами заняты были, бойцы попросили тент вернуть, ночью изрядно похолодало и в открытом кузове было неуютно. Подумав я дал добро, но не весь кузов закрыть, а переднюю часть за кабиной чтобы сделать полуфургон, это тоже сказывается на изменении облика. Вот те и сделали, пусть часть тента свисало, но хоть что-то, те довольными остались.

К железной дорожной станции мы не поехали, а когда до неё осталось километров тридцать свернули и поплутав по просёлочным дорогам выехали к МТС, тут ремонтный батальон развернулся, армейского уровня, чинил машины автобатов, разную бронетехнику. Один из бойцов и Бабочкин прогулялись, и позвонили нужному абоненту, контакт у них был. Сообщили что произошло и где мы находимся. Мол, будем двигаться также на колёсах, это я решил. Пусть по постам передадут, что такую-то машину, под таким-то номером, останавливать не нужно, свои едут. Пока мы были в рембате, то нам осмотрели машину, восстановили тент, провели профилактику, заправили и даже выдали дополнительную канистру. За это я паре командиров подарил «Парабеллумы», а их особисту «Вальтер». Тот вокруг нас после звонка из особого отдела фронта, чуть ли не на цыпочках ходил. Нас тут ещё в столовой горячим покормили. Трофеи я отдавать не стал, хотя вооружения и имелось, мало ли пригодится. А перед выездом, с выпученными глазами, особист рембата примчался. Срочно к телефону, причём товарища Суворова требуют, то есть меня.

Пройдя в здание штаба батальона, я взял трубку и сказал:

— Суворов слушает.

— Здравствуйте, товарищ Суворов, — прозвучал знакомый голос с явным кавказским акцентом.

— Здравствуйте, товарищ Берия. Можно сказать, рад вас слышать.

— Значит всё ещё держите обиду? Ведь как установило следствие во всём что случилось есть и ваша вина.

— Знаете, я отвечу вам анекдотом. Звонок по телефону. Хозяин подходит берёт трубку и слышит вопрос:

— Квартира Суворовых?

— Да, я слушаю.

— Помните два дня назад вы были на дне рождения?

— Да, конечно.

— Так у нас ложечка серебряная пропала.

— Но мы ничего не брали?!

— Да ложечку-то мы нашли, но осадочек остался. Поэтому больше к нам не приходите.

— Как видите, анекдот вполне в тему, — продолжил я. — Я же после того случая действительно думал, что именно вы отдали приказ на мою ликвидацию. Рад что ошибся. Обиды на вас и на вашу службу я уже не держу, я не кисейная барышня, но помнить буду всегда и к вашим ребятам относится с большим недоверием и подозрением. Это при мне уже останется навсегда. Причина, сами понимаете, имеется. Вбили так сказать, прикладом. Пришёл к вам сам, доверие показал, а тут такое. Доверия больше не будет. Ни-ког-да. Я ведь, если честно сказать, уйти хотел, где канал находится знаю, дважды он срабатывал, надеялся, что и сейчас сработает. Да вот ваши парни успели сработать и выйти на меня.

— Когда вы прибудете?

— До Москвы около шести сотен километров, если учесть ёмкость бака и то что потребуется ещё две заправки, завтра днём. Можно сократить и сесть на попутный поезд. Тут недалеко в шести километрах проходная железнодорожная станция находятся. Если так, то вечером или ночью будем. При попутном поезде.