Pax Blank - В Тенях и Темноте

— Давай. Скажи это, — чуть слышно прохрипел он, горло до сих пор было слишком травмировано для большего.

Вейдер промолчал — ему нечего было добавить к своим словам. Он довольно хорошо успел узнать своего сына, чтобы понимать, что самодовольное напоминание о своей правоте ничего не даст, и, не зная, что еще он может сделать, он учился держать это мнение при себе. Долгое время они молчали в тишине, и Вейдер, видя, что его сын впадает все глубже в циничную меланхолию, в попытке остановить это, в конце концов, произнес:

— Ты не ошибался. Они не понимали тебя — они не могли.

— А ты понимаешь? — крохотная нотка вызова в тихом голосе.

— Нет, — ответил Вейдер серьезно. — Нисколько.

Не выдерживая, Люк безрадостно засмеялся — чувствуя, как смех обжигает горло; тогда он отвел взгляд, а затем вновь задумчиво взглянул на отца:

— Я никогда не слышал, чтобы ты смеялся.

— Я смеюсь, — ответил отец, удивляя Люка сдержанным, чуть саркастичным дополнением: — Просто не вслух.

— Над чем? — с сомнением спросил Люк, но в хриплом голосе послышались нотки юмора.

Вейдер не ответил, внезапно ощутив себя неудобно, и Люк, почувствовав это, отвел взгляд. Оба знали, что они очертили новую территорию в их отношениях — и оба боялись ступить слишком далеко со знакомого и безопасного пути, застланного укоренившимися обидами и обвинениями.

Люк долго и пристально смотрел в потолок, пока Вейдер рассматривал своего сына. Серьезную зарубцевавшуюся рану, пронзившую его горло, и уродливый шрам, распахавший правую сторону лица — оставленный неубранным и ярко заметным, так же, как и темно-красное пятно в его до сих пор безжизненном глазу — хотя хрусталик в нем восстановился и врачи заверили, что он не потеряет зрение.

Сын на мгновение взглянул на него, и, несмотря на все раны, его глаза показались такими похожими на глаза Вейдера… Прошло много времени с тех пор, как он смотрел на свое отражение, однако было невозможно не заметить, как мальчик похож на него — те же глаза, те же волосы, та же линия подбородка. Сухощавый и мускулистый, как Энакин в юности, но невысокий и аккуратно сложенный, как его мать. Соединение их обоих, его самого и…

Что бы она подумала, увидев своего сына таким? Размышление о ее горе позволило Вейдеру признать частично и свое собственное; признать, что тяжесть, находившаяся в нем словно огромный холодный камень с момента, как он узнал, что случилось, была… страхом. Не за свои планы и намерения, не за потенциальную выгоду, не за то, что мог достигнуть и воплотить мальчик… Он лишь боялся потерять своего сына. Ничего больше.

Он не хотел терять то единственное в жизни, что представляло настоящую ценность для него.

Не в силах высказать все это хотя бы частично, он просто заметил:

— Ты выздоравливаешь, это хорошо.

Люк промолчал, зная, что его отец говорит только, чтобы прервать тишину — побуждая Люка сделать то же самое. Однако он оставался потерянным в своих мыслях, порванный реальностью и своими сожалениями.

— Они были моей семьей, — прошептал он наконец, с явным чувством утраты и крушений иллюзий в голосе. — Я доверял им абсолютно — а они доверяли мне. — Он затих, размышляя, и, когда заговорил снова, тихий голос был подавленным и медлительным, затерянным в прошлом: — Я иногда служил телохранителем у Мон Мотмы, когда она оказывалась в опасных ситуациях, и у Леи Органы. Ты знал это? Когда Мон назначала меня на то место, она сказала, что доверяет только десятку человек для этой цели. А я ответил, что это честь для меня. И Мадин — Крикс Мадин — всегда использовал одних и тех же пилотов для его спецопераций. Одну и ту же команду — никогда никого не меняя в ней. Он говорил, что мы те, в ком он уверен и на кого может рассчитывать. Лея… — Люк остановился, произнеся ее имя и затем продолжил с заметным чувством привязанности: — Лея Органа говорила мне, что всегда будет доверять мне. Всегда, независимо ни от чего. Я как-то нашел бутылку альдераанского меда в кантине на Анзионе и купил для нее. Это стоило мне всего месячного жалованья, но я заплатил бы дважды, чтобы только увидеть ее лицо, когда принес ей мед. Мы сидели на летной палубе и пили его из пластиковых чашек. Она сказала мне, что не может вспомнить, на что походило это место до меня — что она не может представить его без меня. — Люк затих в безмолвной задумчивости, окунувшись в воспоминания.

— Они делали все, что нужно, для управления тобой, — Вейдер попытался удержаться от обвинительной интонации.

— Нет, — пробормотал Люк, не глядя на него, — я был одним целым с ними. Там было мое место.

— Твое место здесь, — заявил его отец, уверенный, как всегда. — Твоя жизнь здесь.

Люк покачал головой:

— Нет ничего для меня здесь.

— Это так только из-за твоих собственных действий, — пророкотал Вейдер, поворачивая к себе искренне-вопросительный взгляд сына.

Возможно, наступил переломный момент? Тот самый решающий фактор, в котором нуждался Люк? Он так долго ходил по окраине своей жизни здесь, решительно отказываясь быть вовлеченным в нее; возможно, теперь выбор был сделан за него. Вейдер кратко отметил про себя, что нужно будет более тщательно рассмотреть события, предшествующие покушению, но сейчас под выжидающим взглядом сына, было не время для этого.

— Это — твоя жизнь, — произнес Вейдер, — если она не нравится тебе, в твоей власти изменить ее. Сделай это.

Люк отвел взгляд с нейтральным выражением на лице, но Вейдер ощущал, как мчатся его мысли. И он пошел дальше, зная, что сейчас мальчик слушал его, как никогда прежде.

— Взгляни на свою жизнь, на свое положение. На возможности, которые доступны тебе. Возьми их, используй. Ты стоишь в тени Палпатина по собственному выбору. Ты позволяешь ему контроль над собой. — Люк резко взглянул на него, на израненном лице отобразилось сомнение. Но у Вейдера не было никаких сомнений, никакой неуверенности в сыне. — Ты научился от него всему, что возможно… Раньше он был преимуществом, теперь же — только преграда.

Какое-то время Люк, задумавшись, блуждал красными, болезненными глазами по комнате.

— Он слишком могуществен, — наконец прохрипел он, не замечая больше боли в горле.

— Потому что ты позволяешь это. Потому что ты не используешь мощь, доступу к которой он тебя научил. Если бы ты привлек ее, если бы ты выявил этот потенциал… — Вейдер остановился, понимая, что нельзя слишком сильно давить на мальчика, иначе тот автоматически оттолкнется назад — как всегда. Но сейчас он ощущал, что сын дрогнул, заколебался на самом краю необходимого выбора. — Возьми контроль на себя, — убеждал он, сведя басовый тон почти до шепота.

Его сын долго молчал и затем направил глаза к отцу, проницательные и испытующие, несмотря на ужасный вид: