Pax Blank - В Тенях и Темноте

— Нам нужно вернуться в военный коридор, воздушное пространство дворца уже близко. — Люк сделал небольшую паузу, окончательно собираясь с мыслями и желая быть уверенным, что смысл его последующих слов дойдет до нее: — Нас еще не обнаружили. Мы должны войти туда вместе.

Он направился в предназначенный для него летный коридор, ожидая скорой коммуникации с запросом удостоверения личности. Мара находилась уже достаточно близко — так что ее гудящее, пропитанное адреналином состояние было кристально прозрачно для Люка, ее движения на автомате, ее сумасшедше стучащее о ребра сердце, частое дыхание, путающиеся мысли, неудержимая паника, только начинающая ослабевать при звуке голоса Люка… Она все еще пыталась понять, что, черт возьми, она только что видела.

Главный Тронный Зал Императорского Дворца представлял собой комплекс пышных палат, оборудованных системой огромных передвижных ширм. Эти позолоченные разделяющие ширмы можно было сдвинуть с любой стороны, превратив пространство как в единое безмерное и грандиозное место, так и в ряды частных залов для аудиенций по обеим сторонам от главной палаты. Попасть в одну из этих малых палат, как правило, означало одобрение и благосклонность со стороны Императора; счастливцу необходимо было совершить процессию через центральный зал под настороженными взглядами присутствующего двора, дав всем понять, какой почести он удостоен.

Большинство встреч Люка с Мастером проходили конфиденциально и вопреки всеобщему убеждению они никогда не подразумевали ничего кроме факта, что Император играл в свои игры вселенского масштаба, в которые были вовлечены буквально все, независимо от их желания. Сейчас Люк спокойно шел через главный зал, не обращая внимания на ревнивые взгляды, остановился для поклона Мастеру и двинулся дальше, в сторону, к частному вестибюлю малой палаты для аудиенций.

Люку всегда казалось странным, что в Тронном Зале отсутствовали окна. Только по три высоких, узких прорези в толстых стенах с каждой стороны от престола, ограниченный размер которых позволял лишь крохи дневного света, не давая никакого обзора окружающей дворец Империи. Два небольших круглых потолочных окна на уровне крыши проектировали вниз безупречные окружности, медленно ползущие по бледному мрамору возвышения, на котором стоял Трон, вслед за уступающим ночи днем, переходя от яркого, ослепительно белого к пламенно красному; но и эти окна не давали представления о городе за стенами.

Впрочем, Палпатин никогда особо и не смотрел на свою Империю. Из тяжело полученного опыта и понимания перспективы будущего своего Мастера Люк давно понял, что интерес Палпатина к правлению заключался в мощи и власти, которыми он обладал сам лично, а не в Империи, которой он управлял; его притягивало и очаровывало доминирование над личностью, манипулирование. Если бы он потрудился смотреть на свою Империю чаще, он мог бы увидеть, как она стонала под весом его деспотичного правления, алчных налогов и неоправданных ограничений и мог бы понять, как это подпитывало и разжигало огонь мятежей и восстаний.

Но он не хотел смотреть. Его это не волновало.

Чуждость сострадания могла бы стать его погибелью. Слепое высокомерие, корысть и тщеславие, сделавшие его когда-то готовым заплатить любую цену за обретение власти, могли бы однажды низвергнуть его.

Высокая позолоченная ширма плавно скользнула в сторону, и Люк вошел в пустой, безмолвный вестибюль; стена неслышно закрылась за ним. Огни зала заполняли его мягким рассеянным светом, отражающимся сиянием на панелях стен, на одной из которых с помощью замысловатой гравировки по драгоценному металлу и изысканной эмали находилось мастерское представление Глубинных Систем галактики. Одна из двадцати трех подобных панелей, изображающих разные сектора Империи, от пола до потолка по всему периметру Главного Тронного Зала; чтобы Император не забывал, чем владеет, с сухим сарказмом подумал Люк.

Зная, что ему предстоит долгое ожидание, отделенный и скрытый от двора Люк уставился на рисунок стены — точно так же, как он делал это десятки раз раньше, стоя спиной к пустому трону в непомерно роскошной, отделанной золотом палате. Эта панель была единственным достойным внимания предметом в длинном, внушительном вестибюле. Погрузившись в мысли, он рассматривал тонкую, искусно сделанную работу, в который раз дивясь невероятному таланту и мастерству умельца, выполнившего ее.

Стараясь не думать, как получилось, что парень с Татуина стоит сейчас здесь, на Корусканте, в императорском дворце, в частной палате правителя Империи… и задумываясь, на какой из позолоченных панелей огромного тронного зала изображен его домашний мир в виде какого-нибудь крошечного невзрачного шарика пыли в окружении пары жестоких солнц.

Он никогда раньше не интересовался этим. Но сейчас его объяло внезапное, острое до боли желание разыскать Татуин. Для чего — он не знал; его мир здесь был просто меткой, неточным творческим изображением — но жажда найти это поглотила его. Чтобы только… коснуться точки на изысканной звездной карте… Чтобы коснуться дома — коснуться своей невинной наивности, чистоты… почти, как если бы он мог туда вернуться.

Но сожалением ничто нельзя было изменить, и чувство вины было только слабостью, которую использует его Мастер — давно полученный урок. Люк решительно отвернулся, поворачиваясь спиной к карте и ощущая гудящее давление в глубине своего сознания, указывающее на близкое присутствие Палпатина. Кратковременная свобода, которую он испытал, растворившись в многочисленной безликой массе находящейся за стенами столицы теперь была потеряна для него; беспокойные, горестные мысли и игры сознания, которые он позволял себе, прячась в густонаселенном мегаполисе, были теперь запрещены. Он не мог показать своих опасений перед Палпатином; никаких трещин в своих щитах.

У него была повестка дня на сегодня; и он не ждал, что достигнет своей цели в обход желания Мастера восстановить власть над своим своенравным адептом после его непредвиденных действий с ботанами. Только пока Люк сохранял присутствие духа, показывая надлежащим образом раскаяние и сожаление — предоставляя при этом соблазнительную приманку для отвода мыслей Палпатина в сторону — успешный исход этой встречи был достижим.

Сегодня он закладывал основу… и платил за это. Еще одно подстрекательство к переделу границ — и умственных, и физических — за это придется заплатить, Люк не сомневался; вопрос был всегда в том, какой будет цена.

Он глубоко втянул в себя воздух, устанавливая ровное, спокойное дыхание, прошелся еще раз по своим ментальным щитам, проверяя, насколько хорошо убраны за ними все его мысли и сомнения. Здесь он не мог позволить себе никакой слабости — не перед жестким испытующим взглядом своего Мастера.