Артем Карпицкий - Этаж ноль

— Не знаю…

— Не знаешь? Вот глупый… Кто же бросается сломя голову в пропасть, даже не зная, насколько она глубока? Хотя… Погоди… Неужели…

Женщина склонила голову, ее голос стал печальным.

— Бедный, бедный птенец… Кто тебя так покалечил… Это была девушка? Несколько лет назад? Время залечило раны, но не смогло исцелить тебя до конца? Я права?

— Откуда… Вы… Ты… Откуда ты все знаешь… Да, я любил ее, очень сильно любил, любил больше всего на свете. И она любила… Говорила, что любит… А потом… Потом…

— Все закончилось.

— Да… Оборвалось настолько внезапно, что я был к этому совершенно не готов… Да, как птенец, выпавший из гнезда и пытающийся взлететь… Я пытался, правда, изо всех сил пытался… Но не смог. Так до сих пор и остался лежать в траве, забитый и забытый… Но… Откуда ты все это знаешь? Откуда знаешь, что со мной произошло? Я ведь никому… Никогда…

— Не рассказывал? Эх… Дурачок… Такие вещи и не нужно рассказывать — они в глазах твоих читаются, как открытая книга. Как зарубки на дереве… Как уродливые шрамы от пуль на обнаженной коже.

— Аня…

— Пора возвращаться, господин Пак Синмор, а то засиделись мы тут… Потом расскажешь мне про звезды и кошек…

В просторном холле небольшой гостиницы тускло потрескивал декоративный камин, висели на стенах головы мертвых животных, пугающие неопытных туристов вполне натуральным оскалом, а пол был устлан шикарными медвежьими шкурами. Впрочем, людей, собравшихся здесь, меньше всего интересовал интерьер помещения…

Их было шестеро, полностью снаряженных путешественников, одевшихся так, словно им вот-вот предстояло покинуть гостеприимный дом и оказаться один на один с непогодой, царящей за окном. Их было шестеро, но, несмотря на то, что объемистые рюкзаки лежали в прямой досягаемости, несмотря на нетерпение, отразившееся на лице самого младшего из компании, несмотря на напряженное молчание, никто не двигался с места. Почему? Для чего нужна была потеря времени? Явно не для того, чтобы переждать непогоду — в этих местах дождь, ненадолго прерываясь, может лить как из ведра целыми днями. И уж явно не для того, чтобы «посидеть на дорожку»… Нет. Не-е-е-ет. Ничего подобного. Шестеро молчаливо сидели в слабоосвещенном холле и слушали треск поленьев по одной простой причине — они ждали еще одного человека. Седьмого. Того, кто все это затеял…

…Профессор Винсент Стауф, которого, несмотря на достаточно моложавый вид, за глаза все называли Старик, спокойно и уверенно спускался по деревянной лестнице с красивыми резными перилами. За спиной у него был немаленький рюкзак, на глазах защитные очки, а нижнюю часть лица он скрыл теплым шарфом. Дождавшись, когда все собравшиеся обратят на него внимания, профессор прошел в центр холла и, обернувшись лицом к камину, медленно проговорил.

— Рад поприветствовать всех здесь собравшихся… — он стянул шарф вниз, и огненные отблески тотчас заплясали на гладко выбритом лице. — Без сомнения, вам известно, кто я. Так же, вас в общих чертах ознакомили с целью экспедиции… Иначе не было смысла собираться — я не люблю играть вслепую. Хороший исследователь — тот, кто знает, с чем ему приходится иметь дело. И я хочу, чтобы вы тоже знали… Поэтому, вместе с предложением присоединиться к нашему маленькому путешествию, каждый из вас получил файл с краткой информацией по… кхм… исследуемой проблематике.

Профессор сделал паузу и слегка подался вперед.

— Надеюсь, ни у кого не было проблем, чтобы сюда добраться? — он повернулся к единственной женщине среди собравшихся. — Мисс Левит? Вы всем довольны?

— Конечно, профессор! Спасибо, что заказали билеты и оплатили текущие расходы…

— Пустое… — отмахнулся Винсент Стауф. — А теперь, прежде чем мы начнем нашу маленькую экспедицию, я хочу всех по очереди представить и провести небольшой инструктаж.

Профессор, наконец, сбросивший с головы капюшон, скрывавший густые волосы темно-каштанового цвета, протянул руку в сторону камина.

— Итак… Познакомьтесь с нашими проводниками, людьми, которые будут заботиться о том, чтобы экспедиция не погибла, заблудившись в непроходимых горных массивах, а благополучно добралась до цели. Эти замечательные ребята, кроме прочего, помогут нам с переноской багажа… Гроус и Граас, прошу любить и жаловать!

Гроус, угрюмый здоровяк с обветренным лицом и серыми глазами, пристроился в окружении целой кучи увесистых рюкзаков. Трудно сказать, сколько ему было лет, может тридцать, а может сорок. Так же сложно определить то, о чем он думал — больше всего он походил сейчас на бурого медведя, которого вытащили из зимней спячки и оставили голодным под проливным дождем. Теперь этот медведь воспринимал весь мир, как своего личного врага, но врага, с которым даже счеты сводить не след — слишком хлопотно и толку мало…

Граас, такой же здоровый и покрытый налетом суровой значительности, тем не менее, сильно отличался от своего приятеля. Он не улыбался, но лицо его казалось доброжелательным. Его серые глаза смотрели на окружающую действительность спокойно, как смотрит на мир старая мудрая ящерица, которая никуда не спешит и ни о чем не беспокоится. Если бы Граас не выглядел как полуцивилизованный дикарь, его вполне можно было принять за какого-нибудь философа… Но он был тем, кем был, и здоровяку это очень нравилось — по крайней мере, ко всему происходящему он относился скорее с энтузиазмом, чем с фатализмом, присущим людям, уставшим от жизни. Этот не устал, хоть и познал многое. Этот еще верил, что может увидеть лучшее… Чудо? Может быть… Да, наверное, здоровяк по имени Граас верил в чудеса.

Вполне возможно, что именно по этой причине, профессор Винсент Стауф и выбрал его в качестве провожатого…

— …а во-о-о-он того человека некоторые из вас, наверное, знают, — глава экспедиции указал на мужчину, стоявшего в стороне от всех, почти у самой двери. — Позвольте представить — доктор Хэнк Оуквист. Он мой старый товарищ, с которым я работаю в одном университете. Возможно, кто-то даже встречал его публикации в научных изданиях… Нет? Ну, ничего страшного. Еще успеете познакомиться…

Упомянутый доктор Оуквист согласно кивнул и усмехнулся. В его темно-карих глазах промелькнула странная искра, а небрежный вид и грязная одежда весьма и весьма контрастировали с аккуратно уложенными длинными темными волосами. В другое время и в другое место доктора можно было бы принять за хиппи или металлиста или еще какого-нибудь представителя субкультуры. Но здесь и сейчас… Он казался безумным ученым. Причем, ученым, который прекрасно понимает, что сошел с ума. А курносый нос и не лишенное приятности лицо придавали, вкупе со всем остальным, некоторый шарм, который часто привлекает одиноких леди средних лет… Самому же Хэнку Оуквисту было не больше тридцати. И напускное равнодушие не могло скрыть этот факт… Впрочем, вряд ли доктор сильно беспокоился из-за подобной мелочи.