Артем Карпицкий - Этаж ноль

Услышав последнюю фразу, Пак густо покраснел.

— Ты не о том подумал, — усмехнулся доктор. — Между нами, профессора женщины вообще не интересуют. Да и мужчины тоже. Он не женат, у него нет детей… А все почему? Да потому, что для него в этом мире существует только наука, а из всей науки — только его исследования.

— Какой ужас… Но я так и не понял — для чего профессору нужна женщина в каждой экспедиции?

— Буфер. Амортизатор. Нечто вроде успокоительного… Что ты удивляешься? Все вполне логично — для одного она будет, как мать…

Тут Пак вторично покраснел.

— …для другого — боевая подруга. Для третьего — интересный собеседник. Для еще одного — ласковая и страстная любовница… Или холодная стерва, раздражающая и отвлекающая от мыслей о работе…

— Так ведь это плохо!

— Почему? Если думать только о работе — запросто свихнешься. Вон, как наш профессор…

Доктор украдкой оглянулся.

— Но я тебе ничего не говорил… понял, Пак?

— Да, доктор Оуквист… Я ничего не слышал…

— Вот и замечательно. Пойдем, нас уже наверняка заждались…

Солнце, скрывшееся за острыми зубьями скал, еще не успело забрать с собой остатки света, а профессор уже спал. Он пожелал всем спокойной ночи, скрылся в палатке и больше оттуда не показывался. Хэнку это казалось странным — вот уже который день Старик, который самая что ни на есть сова, старательно изображает из себя жаворонка. Рано ложиться, рано встает… Подмена? Нет, невозможно. Не на этом уровне… Но тогда… Двойная игра.

Доктор нахмурился и посмотрел на троих, оставшихся коротать вечер у небольшого костра. Гроус, Граас, Пак Синмор… Кто из них может оказаться полезным? Кто из них способен понять? Впрочем, что тут выбирать? Выбора ведь нет… Граас и Гроус — пусть и цивилизованные, но дикари. Они слишком простодушны. Они лишены той необходимой изощренности, присущей людям, испытывавшим на себе с самого детства все прелести современного общества… Остается Пак… Но он молод… Еще совсем ребенок…

Конечно, можно перекинуться парой слов с Анной или полковником. Они наверняка связанны с профессором, но, очевидно, не знают всей правды… Теоретически, их можно переубедить, но… Сейчас их нет — улизнули с места стоянки, отговорившись тем, что нужно бы осмотреть окрестности. Хотя и слепому понятно, что они там будут осматривать… Ну да ладно, это тоже укладывается в схему. Значит…

Пак Синмор. По прозвищу Гато. Ребенок…

— …оказываются ошибочными! Вот, например, кошки — большинство людей считают, что эти животные вылизывают шерсть, чтобы она была чистой и красивой…

— Ну, ясное дело! А для чего ж еще?

— А вот и нет! И дело не такое уж ясное… В действительности, с помощью ежедневного туалета кошки поддерживают свое душевное состояние. У них на шерсти образуется особое вещество, необходимое для психического равновесия животного. Кошки не могут не вылизываться, иначе сойдут с ума и погибнут.

— Ха-ха! Так они что, наркоманы? — Гроус хлопнул себя по колену. — Не, я видел, как они по валерьяне сохнут, но чтобы от шерсти своей кайфовали… Ха-ха!

— И ничего смешного не вижу… — обиделся Пак. — Я вам рассказываю, а вы…

— А у нас скоро уши в трубочку свернутся… И вообще… — Гроус насупился. — Хватит уже нам мозги драть! Каждый вечер ведь про своих дурацких кошек треплешься почем зря…

— Да-да! — поддержал сородича Граас. — Лучше бы ты что другое подрал… Хе-хе…

— Во! — угрюмый здоровяк расплылся в грубой улыбке. — Как те коты, которые дерут не только тряпки и мебель, но и кое-что другое…

— Хе-хе! Точно-точно! — Граас заговорщицки подмигнул Паку. — Особенно весной…

Они вновь громко засмеялись, хлопая огромными лапищами по земле. Через минуту, правда, успокоились, но еще некоторое время продолжали таинственным шепотом осведомляться о ближайших планах юноши… Ну, что он будет делать… Кого…

— Да ну вас! — махнул рукой Пак. — Все лишь бы дурью маяться…

Здоровяки переглянулись.

— Дурью?

— Хе-хе… Давай покажем, на что мы еще способны?

— А, давай! Пусть Гато посмотрит, кто и чем тут мается…

Пак хотел возмутиться, мол, у него совершенно другое имя, но то, что происходило дальше, заставило его застыть на месте с приоткрытым ртом… Гроус извлек из кармана теплой, подбитой мехом, куртки продолговатый блестящий предмет, который в его громадной ладони казался крохотным. Приглядевшись, юноша понял, что это губная гармошка, причем, судя по внешнему виду, находившаяся в очень хорошем состоянии.

Дальше было больше — Граас достал деревянные четки и, подмигнув приятелю, кашлянул, прочищая горло. Гроус, будто только этого и ожидавший, сразу же поднес гармошку к губам и легонько дунул. Инструмент отозвался слабым гулом. Тогда здоровяк дунул сильнее, извлекая из гармошки вой голодного ишака. А затем, убедившись в полной исправности своей игрушки, он начал представление… Они начали…

Доктор Оуквист, все это время разглядывавший подрагивающее пламя, задержал дыхание, слушая наступивший звук… Звук, в тон которому вибрировали его барабанные перепонки, его сердце, его артерии и вены, его кожа и вообще — каждая клеточка его тела… Звук, нараставший, как лавина, как цунами, который кажется сперва лишь тонкой полоской на горизонте… Звук, разделявший все на тысячи маленьких частичек — каждая со своей волей, со своими мыслями, со своими чувствами… Звук, рожденный дыханием Гроуса и старой губной гармошкой…

— Хайээээ-Хая-Хээээ… — Граас закрыл глаза и монотонно пел, перебирая четки. — Хайээээ-Хая-Хээээ…

Пак смотрел то на него, то на Гроуса, который сидел с остекленевшими глазами и лицом, будто высеченным из камня. Пак чувствовал, как непостижимая, нечеловеческая музыка, лишенная всего, даже уродства, просачивается сквозь воздух… Он чувствовал, как повторяющиеся слова Грааса затягивают его в какой-то мутный и зыбкий омут… Он чувствовал, как сходит с ума… Он успел увидеть то, что не могло принадлежать его прошлому… Он успел умереть… А потом…

— Уфф… Уффф… — Граас тяжело дышал. — Пожалуй, довольно с него…

— Ага… — согласился Гроус. — И с нас… Того… Хватит на сегодня…

— Уффф… Да, это тебе не по горам лазить… Уффф… не зря предки… забыли это …

Граас неуверенно улыбнулся, пряча четки, и придвинулся ближе к огню, а Гроус что-то пробурчал под нос, убрал в карман гармошку и, достав из рюкзака сушеное мясо, впился в него зубами.

— Что… Что произошло? — спросил Пак. — Я… словно выпал… Из себя… Словно транс…

— Какой транс? Вы о чем? — из-за большого камня показался Вирт фон Хеффер. — Я слышал звуки — будто кого-то резали. Жуткая штука…

Гроус, услышав это, помрачнел сильнее обычного и, вновь пробурчав себе под нос что-то нелицеприятное, отвернулся.