Стивен Гулд - Телепорт [litres]

Проблема заключалась в следующем: как мне угадать, где угонят самолет? Нельзя же рассчитывать, что все угоны продлятся двадцать дней, как получилось с самолетом «Кувейт эйрвейз». Об угоне мне следовало узнавать в первые же часы, чтобы прыгнуть в нужный аэропорт.

В итоге я обратился в службу мониторинга СМИ под названием «Манхэттен СМИ-мониторинг».

– Угоны самолетов? Хм, мы уже отслеживаем новости на эту тему для авиакомпаний и пары страховых агентств. Желаете копии печатных статей, видеоролики теленовостей или и то и другое?

– Видеоролики устроят. Главное, мне нужны оперативные уведомления о новостях.

– По телефону или по факсу?

Я сообразил, что телефона у меня больше нет.

– Я постоянно в разъездах. Я лучше сам буду звонить вам раз-два в день.

Мы договорились об оплате, и я заплатил сразу за несколько месяцев дорожными чеками. На меня косо посмотрели, но ничего не сказали. Свое настоящее имя я не называл.

Кипр на семь часов впереди канзасского Уичито, поэтому с Милли я провел только два часа, потом прыгнул в аэропорт Никосии, чтобы успеть на самолет, вылетающий в девять утра. Я забрал Милли в полночь и унес в горное убежище.

– Милый, не знаю, как ты, а я целый день боролась с правительственным фашизмом.

– Ничего себе, – отозвался я, раздеваясь.

На этот раз огонь я развел за час до того, как забрал Милли, и в помещении уже было тепло. Еще я купил маленькую бутылку шампанского прямо в пластмассовом ведре. Вспомнив приключения с шампанским на вечеринке у Сью Киммел, я попросил Милли открыть бутылку.

– Сегодня на кухне мы нашли микрофон. Я снова позвонила в полицию, а Марк подал заявление на наложение запрета. Еще он отправил пресс-релиз во все местные газеты и службы новостей. – (Пробка с хлопком вышла из бутылки.) – Когда обнаружился микрофон, полиция проявила чуть больше сочувствия. Судебного предписания у АНБ явно нет. Мама разозлилась.

Я скользнул под одеяло и взял бокал шампанского.

– Я извинился бы, но, похоже, тебе весело.

Как и в прошлый раз, по вкусу шампанское напоминало кислую имбирную шипучку.

– Боже, как вкусно! – воскликнула Милли, выпив полбокала, и прижалась ко мне. – Ну, мне нравится борьба. Вот только хотелось бы как-то их задеть. Когда мы выходим из дому, агенты на посту, стоят себе в темных очках. Ни раздраженными, ни усталыми они не кажутся. Они даже людьми не кажутся.

Я вздрогнул:

– Вот и я тоже не кажусь.

– О чем это ты?

Я рассказал Милли, как попрощался с агентом Коксом. «Мы не угроза вашему миру», – заявил я тогда.

– Ничего себе! – захихикала Милли. – Зачем ты так сказал?

Я покачал головой:

– Наверное, понадеялся, что АНБ направит поиски к околоземной орбите или другим подобным местам и оставит в покое Дэви-человека.

– По-моему, зря ты так. Теперь за это дело возьмутся военные.

– Вот беда!

Я сделал еще глоток и отставил бокал.

– Через два часа я верну тебя домой, чтобы успеть на самолет в Ларнаку.

Милли осушила свой бокал.

– Печальная новость. Тогда не будем терять время.

Я потянулся к ней.

Полет до Ларнаки продолжался лишь двадцать пять минут. Бо́льшую часть времени я проспал. Проходить таможню было не надо, зато я спросил, где два месяца назад погибла американка. Турок-киприот с приличным английским показал в окно терминала на пятно.

– Было очень страшно. Видите серый участок? Он был черным от взрыва. Его чистят, чистят, а след не сходит. Очень страшно.

Я поблагодарил турка, даже предложил чаевые, но он не взял – только покачал головой и ушел. Надеюсь, я его не обидел, хотя в тот момент мысли были совершенно не об этом. В полном оцепенении я смотрел на серое пятно. На деле оно лишь слегка выделялось на асфальте, но поверх него я видел кадры выпусков новостей – поток огня и дыма, искореженное тело, похожее на сломанную куклу. Ах, мама…

«Отмщение вернет ее, а, Дэви? – спросил я себя. – Миллионы погибших в Иране и Ираке. Пятьдесят тысяч в Ливане. Одна женщина на Кипре. Ты за всех отомстишь? А как насчет погибших в Камбодже, в Латинской Америке, в Южной Африке?»

Они не мои погибшие. Это не моя мать.

Мне стало дурно. Столько погибших. Столько страдания… Ну зачем люди так поступают друг с другом?

«Что ты сделаешь с Матаром, когда разыщешь его?» – явился следующий вопрос.

Я смахнул слезы.

Вот разыщу – тогда и будет видно.

В Эль-Солитарио, в пятидесяти футах над прудом с зеленым островком посредине есть выступ. На него я и прыгнул. Скалы тянулись вверх еще футов на пятьдесят, но этот выступ располагался над глубоким участком. Кроме того, при прыжке с высоты сто футов до входа в воду развивается скорость пятьдесят пять миль в час. Профессиональных прыгунов такая высота не смущает, но, если войти в воду под неправильным углом, можно запросто сломать себе шею.

Солнце еще не поднялось в зенит, и прямые лучи падали только на вершины скал напротив. Впрочем, белый известняк хорошо отражает свет. В чистейшем зеркале пруда отражались и голубое небо, и белые скалы, и я. Шаг за край выступа, и я начал падать.

До воды лететь 1,767 секунды, но примерно через секунду, когда в ушах засвистел ветер, я прыгнул обратно на выступ и взглянул на нетронутую водную гладь. Глубокий вдох. Вода казалась холодной, как шлифованное железо.

Снова попытка, только на этот раз стартовал я не с выступа, а в двух футах от края, прямо в воздухе. Я опять начал падать, но опять прыгнул прочь до входа в воду.

Я пробовал снова и снова, еще и еще.

Афины, Бейрут, Каир, Тегеран, Багдад, Амман, Бахрейн, Эль-Кувейт, Стамбул, Тунис, Касабланка, Рабат, Анкара, Карачи, Лахор, Эр-Рияд, Мекка, Кносс, Родос, Смирна, Абу-Даби, Мускат, Дамаск, Багдад, Неаполь, Венеция, Севилья, Париж, Марсель, Барселона, Белфаст, Цюрих, Вена, Берлин, Бонн, Амстердам.

Я не смог получить ливийскую визу, чтобы полететь в Триполи, но все равно полетел, прыгнув мимо агента у стойки регистрации и мимо стюардессы. Рейс в Ливию популярностью не пользовался – самолет вылетел полупустым. На обратном пути я действовал по той же схеме.

Я старался посещать один-два аэропорта в день. Вставал в два-три часа ночи, прыгал в аэропорт вылета, урывками спал в полете, исследовал новое место для прыжков и к десяти утра возвращался обратно.

Потом я звонил в «Манхэттен СМИ-мониторинг» и справлялся, не угнан ли где самолет. За январь случился лишь один угон – советские заключенные захватили самолет «Аэрофлота» и приказали лететь в Кабул. Вскоре после прибытия в Афганистан они сдались. Если бы они не сдались, не представляю, что сделал бы я. Места для прыжка в Афганистане на тот момент у меня не было.