Гай Орловский - Сестра ветра

От руки мужика тянется тонкой змейкой веревка, заканчиваясь у толстой шеи женщины, что стоит рядом.

Женщина эта, не в пример мужичку, видная, ладная. Дебелой комплекции, щеки румяные, вся такая пышная, как праздничный каравай, копна белокурых волос уложена в пышный венок на голове.

И вид такой при этом, точно корону носит. На ней нарядное голубое платье с пышными юбками да белый кружевной передник. Гордая, даже величественная.

– Всего тридцать серебряников за женку, – возопил зычным голосом мужичонка, и Аэлло ахнула.

– Тридцать серебряников за мое сокровище! Эх, не жмись, народ, хорошая баба, крепкая, не гулящая!

– Сорок, – хрипло пробасил длинный детина с широкими плечами и кузнечными клещами у пояса, вся рубаха в золе.

И тут же получил вознаграждение за свою щедрость в виде томного взгляда из-под полуопущенных век и легкой улыбки полных, чувственных губ, подведенных красной краской.

– Пятьдесят!

– Шестьдесят!

– Семьдесят с половиной! – раздалось из толпы, и мужчинка в шапке с цветком даже сглотнул.

– Золотой! – хрипло выдохнул кузнец и потянул вниз ворот рубахи, точно ему трудно дышать.

– Всемогущий ветер, что же это такое! – раздался звонкий голос гарпии, но никто, кроме Августа его не услышал.

А если и услышал, не придали значения. Действие в центре толпы куда интересней, чем кудрявая девчонка с отчаянными глазами и сжатыми в линию, губами.

– Что же вы люди, делаете! Жен продаете! Жен! – гарпия страдальчески прижала тонкие руки к груди, всем телом рванулась вперед. Ну, она сейчас им покажет!

Август успел схватить ее за плечо, потянул на себя. Обнял второй рукой, прижимая к себе крыльями. Снизу стальные, а сверху пух белый, мягкий, какой-то трогательный и беззащитный.

– Молчи, – сказал тихо. – Здесь так принято.

Но и сам он оторопело вытаращил глаза, словно не поверил в то, что видит.

– Эх баба, вот это баба! – надрывался мужчинка с красным цветком. – В доме-то какая хозяйка важная! Все-то у нее скворчит, все-то в руках горит. Работа любая спорится, хата чистотой так и сияет!

– Зачем продаешь тогда? – весело крикнули из толпы, и три раза ухнули филином.

– Этакое сокровище-то? – раздался чей-то издевательский голос.

Мужичок в шапке с цветком внимания на задир не обратил, только рукой на них махнул, мол, не до вас сейчас!

– И в поле работница знатная! И скотина-то у нее всегда чистая да накормленная!

– Да ты как в койке, как в койке-то расскажи!

– Тепло поди у такой-то под боком!

– Ладно, что на утячей перине! – продолжали зубоскалить в толпе.

– Золотой с половиной!

– Золотой и три четверти!

Когда цена дошла до двух золотых, мужичонка снял шапку и прямо ей протер пот со лба. Красный цветок упал в дорожную пыль.

Аэлло заметила, что и кузнец, что пожирает женщину глазами, весь взмок, что Цепес в дороге.

– Два золотых и десять серебряников!

– Нет! – раздался над толпой голос продавца, и все, даже самые зубоскалы, притихли, словно в рот воды набрали. – Нет, я сказал!

Тишина воцарилась такая, что слышно отчетливо каждое его слово.

– Не буду продавать! – громко сказал мужчинка, снова сорвал шапочку, бросил на землю, вслед за цветком. – Передумал.

Толпа в ответ закричала, заулюлюкала.

Аэлло, вытаращив глаза, только ресницами захлопала. Это для них как представление, даже лучше.

– Что-о? – раздался новый голос, женский. Голос непроданной женщины загудел, как медная труба. – Это как это – передумал?!

– А вот так, – запальчиво ответил человек, отступая назад. – Передумал. Имею право!

Женщина нахмурилась, из глаз разве что молнии не летят, уперла руки в бока, подошла вплотную.

Муж принялся отступать, знай, одно повторяя, что передумал, и все тут.

И тут баба принялась смачно охаживать его по щекам, голова на тонкой шее замоталась из стороны в сторону, шапка слетела.

– Это как передумал! Ты мне эту блажь брось! Право он имеет, видите ли! Я сказала – хочу быть проданной! Я хочу перемен, слышишь, сморчок ты поганый!

Оглушительный смех толпы смешался с вовсе восторженным воем. Кто-то снова заухал филином, кто-то закричал петухом, а иные, совсем уж расшалившись, снова завопили скабрезности про утячью перину.

Человек стоически выдержал рукоприкладство.

Потом перехватил руки женки.

– Ну, будет, – сказал тихо, но твердо. – А все одно – передумал!

И пошел прочь, потащив за собой жену на поводке.

Толпа принялась расступаться перед ним, покатываясь от смеха.

– Ну, я тебе задам, дома-то, – как-то уже неуверенно пробурчала непроданная женщина.

Бросила напоследок томно-страдальческий взгляд на верзилу кузнеца и важно пошла следом за мужем, уперев руки в бока и надув красные губы.

– Э, девонька, ты сказала, – пробормотала женка трактирщика, статная, русоголовая Лада.

Подлила в кружку Аэлло жирного молока, подвинула поближе тарелку с ломтями каравая. Капля вишневого варенья вот-вот упадет на скатерть, и Аэлло быстро откусила сдобу, подхватывая варенье налету.

– Эка невидаль, женку продать. Ты еще бродячий зверинец пожалей.

Холщовая сумка на соседнем стуле недовольно дернулась, но хозяйка не заметила.

Стоило им подойти к трактиру с вывеской, на которой вольготно расставила ощипанные крылья жареная курица, Бруни скользнул в сумку.

– Не хочу на людей смотреть, – заявил уже оттуда, устраиваясь поудобнее. – Да и им на меня смотреть незачем.

На это Аэлло нечего было возразить.

– Но ты меня в комнате одного не оставляй, – добавил фэйри и шмыгнул носом-кнопкой.

Аэлло поняла, что фэйри страшно. Ей и самой было бы не по себе, не будь рядом Августа.

Он сообщил хозяину, приземистому коротышке с аккуратно выбритыми щеками, что сопровождает дочку матушкиной подруги по важному делу, и вытребовал лучшие комнаты.

– Знаю, какие вам комнаты надобны, – сказал трактирщик и загремел ключами. – Неужто я не понимаю? Надо, чтоб промеж собой дверью соединялись. Да?

Подмигнул и поманил их за собой, на высокую деревянную лестницу с резными периллами.

Аэлло захлопала ресницами, Август покраснел и забормотал что-то о том, что лишнее вот это вот все.

Комнаты оказались маленькие и чистые. В горнице Аэлло низкая, удобная кровать с соломенным тюфяком и тонкой периной, два стула, лохань для умывания. Под кроватью – нарядный горшок с ручками по бокам, расписан голубыми незабудками. Гарпия поморщилась. Не трудно лишний раз во двор выйти, там, за яблонями, целых три приспособления для надобностей тела.

Разместив Аэлло, и забросив сумки в свою комнату, Август сказал, что хочет лично приглядеть, как разместили Цепеса.

– Ты поешь, – сказал он Аэлло, спускаясь с ней в зал.