Олег Верещагин - Там, где мы служили...

Решившись наконец оттолкнуться от стены, Витька на едином рывке добрался до лавки и сел на неё. Украдкой перенёс правую ногу на место, придерживая руками, как чужую вещь.

— Ты чего?! — изумился Майкл.

— Отсидел, — сквозь зубы сказал Витька. И поймал взгляд Оза — совершенно больной, как у побитого пса.

— А… — откликнулся Майкл, всё ещё искоса удивлённо косясь на друга. — Куда бегал-то?

— Тошнило, — Витька протянул руку за хлебом и столкнулся с ладонью Брекки. На миг задержал на ней пальцы — девушка подняла глаза, тихо прикрыла их ресницами…

…Ромка неожиданно поддал. Сидевший рядом Олег шипел ему, чтобы он перестал, но Ромка, кажется, что-то вспомнил — упулился в стол, весь побагровел и что-то угрюмо цедил о могиле, о каких-то четырёх камнях и старой липе, а потом запел, перевирая мотив и ожесточённо:

— Напился, — Джек встал. — Эрих, помоги вывести, а то сейчас драться начнёт…

— Погодите, погодите, лучше я, — Олег поднялся и начал в свою очередь поднимать Ромку. Тот не сопротивлялся, и они вдвоём двинулись к выходу, а Скобенюк аккуратно показал кулак Джеку, который чертыхнулся.

— А ну-ка, парни! — Билли поднялся. — Споём и мы, давайте-ка!

Призыва, наверное, ждали давно. Звонкий, весёлый голос взвился над столами:

— и его подхватили голоса других партизан — почти всех в зале:

Штурмовикам вообще-то было надо ночевать в БМП, но их бронекоробки так выстудило ветром, что даже Скобенюк не воспротивился, когда Каттерик отвёл взводу большущий зал, где в настоящем очаге горел (с не очень приятным запахом) большими кусками нарубленный уголь. Рядом лежали вороха армейских одеял.

— Всем спать, — распорядился Скобенюк. — Для водил — подъём на час раньше.

Эрих — он сидел, разуваясь — буркнул какое-то немецкое ругательство. Джек толкнул его:

— Не скрипи. За ночь совсем выстудится, без разогрева не поедем.

— Могу одолжить зажигалку, — серьёзно предложил Ник. Эрих замахнулся сапогом:

— Канадка недорезанная! Поползай под ней сам!

— Это твой крест, — серьёзно сказал Ник, скатывая в рулон под голову второе одеяло. — Ух! А ничего, мягко!

— Ты куртку где так распорол? — вдруг спросил Джек, берясь за плечо Витьки. Тот застыл, похолодев — сейчас, в близком свете, все увидели не только порезы на куртке и штанах, но и пятна вокруг них. Лицо сержанта холодно изменилось, а пальцы на плече стали жёсткими. Он сдёрнул куртку вниз и коснулся пластыря:

— Что это?

— Порезался… — неохотно ответил Витька, пытаясь натянуть куртку, но Джек неожиданно стиснул плечо так, что заныла ключица:

— Дрался? — тихо спросил он.

— Дрался, — тут же ответил Витька.

— …товарищ сержант.

— Так точно, дрался, товарищ сержант.

— В бедро — тоже?

— Так точно, товарищ сержант.

— А ты его?

— В бок, товарищ сержант.

— В бок?! — глаза Джека расширились, губы дрогнули, и Витька заспешил:

— Он жив, жив, я только ранил…

— Только… ранил… — видно было, что Джек с трудом сдерживается, чтобы не рвануть Витьку на себя и не начать трясти его за плечи, как отец — нашкодившего дурака-мальчишку. — Ты с ума сошёл! Ты…

— Товарищ сержант Джек, — вдруг подал голос Эрих, уже улёгшися к тому времени. Он лежал, закинув руки под голову, и лицо его имело крайне задумчивое выражение. — Помнится мне — было такое время, когда я был ещё лансом. А у нас в отделении как раз появился новенький. Рядовой. Англичанин… — немец повернул голову и сонно посмотрел на Джека. — Так вот — он после первого же рейда набил морду союзнику. Ну, правда, не зарезал и даже не порезал… но избил крепко. Я всё вот лежу — никак не могу фамилию вспомнить. Не помнишь?

Лицо сержанта неожиданно стало растерянным. Он вдруг покраснел и выпустил удивлённого Витьку.

— Не помню. — отрезал Брейди. — Ладно. Вик, — он вновь повернулся к русскому, — учти: я эих ранений не видел. Ничего про них не знаю. И, если завтра понадобится бежать — ты побежишь, хоть кровью обоссысь.

— Слушаюсь, товарищ сержант! — поспешно ответил Витька. — Со мной проблем не будет, честное слово.

— С тобой по жизни одни проблемы, — буркнул Джек, укладываясь…

…Вокруг стало уже совсем тихо, большинство штурмовиков благополучно заснули, лишь Скобенюк с Мальвони сидели за низким столом, расстелив карту. Витька тоже почти заснул, когда услышал шёпот Майкла:

— Она красивая?

— Ты её видел… — сонно буркнул Витька, натягивая одеяло. — Она сидела напротив.

— Ничего, — оценил Майкл и вздохнул. — Симпатичная.

— Мне тоже так кажется… — Витька помолчал и, толчком проснувшись, спросил: — Майкл, а где твоя девчонка?

— Там же, где вся моя прошлая жизнь, — спокойно ответил Майкл. — В братской могиле на окраине Каспера.

В пещере пахло солдатами. Брекки давно привыкла к этом запаху. Так же пахли её братья. Так же пахли все мужчины. Этот запах — всё, что сохранила память об отце.

Брекки поискала взглядом русского, Виктора — и нашла почти сразу, увидев в этом что-то вроде знака свыше. Осторожно ступая между спящими, девушка подошла к Витьке, который дрыхнул совершенно безмятежно, высвободив из-под одеяла правую руку.

Тихонько опустившись на колени, Брекки извлекла из снаряжения куртку. От неё пахло потом, порохом и железом. Расстелив светло-зелёную пилему на коленях, девушка достала игольницу и занялась разрезом на плече, тихонько шепча простые короткие слова — женскую просьбу о помощи…

…Она увлеклась работой и вздрогнула, ощутив чей-то пристальный взгляд, похожий на прикосновение руки. Повернулась — на неё в упор смотрел, поднявшись на локте, сержант, командир Виктора — атлетического сложения юноша с жёстким волевым лицом и песчаного цвета волосами. Серые глаза смотрели пристально-равнодушно… но за этим равнодушием крылся искренний интерес.

— Vad heter du? [74] Как тебя зовут? (шведск.) — негромко спросил сержант на родном языке девушки — на чистом, от которого она почти отвыкла.