Олег Верещагин - Там, где мы служили...

Вертолёты поспешно сосали топливо, взлетали один за другим. Рядом мегафон рявкал хриплые команды по бортам, в кабине пилотов полубессмысленно выла и свистела рация, выплёвывая куски: «…шат!.. десь!.. ой!.. ой!.. ой!.. ви-и-иу-уф-фи-и-и…»

— Анекдот знаешь?! — заорал в ухо Витьке Жозеф. — Идёт отпускник по улице, слышит: «Эй, парень, иди сюда и дай закурить! — отпускник им: — Да не курю я… — а они дальше достают: — А че в руке? — а он им: — Да кастет… — они сразу так: — Извини, друг, мы обознались… — а он ухмыляется: — А я нет.»

Витька кивнул, словно ему не анекдот рассказали, а довели до его сведения что-то очень важное. Жозеф вгляделся в лицо русского и улыбнулся:

— Ясно. Ничего, всё нормально.

— Взвод, — послышался голос Скобенюка, — проверка, давайте.

Шорох, лязг и щёлканье прокатились по салону. Витька чисто машинально проверил своё снаряжение, клапаны сумок. Вздохнул и прикрыл глаза…

…Самое дикое было в том, что он уснул. Наверное, не выдержал нервного перенапряжения — и проснулся вроде бы даже выспавшимся. Вертолёт летел. В салоне было темно и почти тихо; мальчишка зевнул от души и повёл плечами, разминая их.

Внизу снаружи тоже царила темнота, лишь кое-где мерцали тусклые огни деревенек. Но впереди, у горизонта, пылало во всё небо дрожкое зарево. И оно приближалось.

— Диффа горит, — сказал кто-то в темноте салона.

— Там сейчас и без нас жарко, — послышался голос Эриха. — Но уж мы прибавим огонька…

— Как бы они там не вздумали скоренько против нас опять объединиться, — сказал Мальвони.

— Нет, уже нет, — обнадёжил Скобенюк. — Ну что, всё, ребята. «Хенгисты» уже чистят место — и чтоб нам провалиться!

— Чтоб провалиться! — дружно отозвался салон.

Теперь Витька был спокоен. Он сидел почти без мыслей, следя, как всё ярче и ярче разгорается зарево. Вертолёты начали набирать высоту.

— Кое-кто там в плену уже по нескольку лет, — сказала отчётливо Елена. — Они уже и не надеются.

— Я всего два дня был — всю жизнь не забуду, — угрюмо вспомнил парень из 1-го отделения.

— Ну теперь-то мы уже скоро, — вздохнул Юрка Дожинцев. — Главное, чтобы их перебить не успели, а там мы ещё и оружие раздадим.

— Прыгать как можно точнее. На саму территорию лагеря, — предупредил Скобенюк. — Убивать всех. Наши там только пленные. Если кого-то ранят — никуда не рыпайтесь и не показывайте характер — лежите тихо и смирно, вас найдут. Никому не отрываться. Наша задача — пятый сектор, вы все его на картах видели. Связь постоянная по возможности.

— Товарищ лейтенант, — спросил Мальвони, — если удачно отбомбимся — идём дальше?

— На месте разберёмся, — усмехнулся Скобенюк.

— Смотрите же! — крикнул кто-то. В голосе мешались ужас и восторг.

Над окраинами города, где-то в порту, клубилось пламя. Казалось, оно расплющивается о небо, подсвечивая его алым.

— Кто-то взорвал склады в порту, — сказал Скобенюк. — Вот где будет хорррррррошо!

Внизу уже тянулись залитые дрожким пламенем кварталы окраин. Местами огонь закрывали стада дымов, стелющихся над землёй и тоже светящихся. Видно было плохо, но Витька угадывал панораму глобальных разрушений. Это был первый виденный мальчишкой город, по-настоящему разрушенный войной — не старинные руины из до-Безвременья, а живой город, пусть и бандитский.

— Вон там! — послышался голос из кабины.

«П-тьф-и-иу-у!..» В небе вспыхнула зелёная ракета, выпущенная с земли. Внизу стали видны пять костров — они горели зелёным и располагались чёткой, ровной лиией. Загудел сигнал…

— Ориентироваться на костры! — скомандовал Скобенюк. — Впе-рёд! Мазл!

И вывалился наружу первым, сжавшись в комок.

Ширло, достав фотографию Мирэй, поднёс её к губам и убрал в карман на РЖ — слева, напротив сердца. Витка никого не успел вспомнить — впереди оказался пандус, между ним и русским — никого; он вывалился в темноту и начал падать, казалось, прямо в огонь…

…Десант практически не встретил противовоздушной обороны. На земле хватало своих хлопот, а немногие уцелевшие позиции того, что могло стрелять вверх, обозначались «ракетчиками», и «хенгисты» выжгли их заранее. Сотни парашютистов падали сквозь чёрно-рыжую ночь, и один за другим в небе раскрывались чёрные, бесшумные купола-«крылья», нёсшие десант к цели…

…В лагере Витька делал ночные прыжки — и на костры, и вслепую. Так что прыгать сейчас ему было, в общем-то, легко. Он раскрыл парашют с шиком — в двух сотнях метров от земли. В момент рывка из нагрудного крепления выскочимл и бесшумной рыбкой канул в ночь защигательный патрон. Ау… Витька почувствовал, что краснеет — на какое-то время он перестал думать о десанте вообще. «Лопух, — ругал он себя ругательски, — ведь посмотрел, всё ли застёгнуто! Так нет! Безручь!»

Самобичевание, впрочем, следовало немедленно отставить. Его сносило от костров в какие-то горящие развалины, где внизу хрипло и требовательно тараторил пулемёт, а от него отругивались автоматы. Укоротив стропы справа, Витька ощутил всем телом лёгкий разворот, описал полукруг… Костры стали приближаться, и от того, как удачно всё происходило, как близка была цель, он замурлыкал:

Перспектива менялась. Огней становилось всё меньше, они слово бы уплывали за край земли — на деле их заслоняли зубчатые стены разваленных домов. Улица внизу лязгала, шаркала и бормотала, словно невиданная гусеница-гигант. Отработанным движением сведя ноги вместе, Витька всё-таки упал на бок, задев в приземлении сразу двух человек.

— Твою ж мать… — прошипели из полутьмы, не оставляя сомнений, что здесь свои. — Какой?

— Волгоград-пять, — ответил Витька, собирая парашют и вслушиваясь в звуки боя — постоянный стук выстрелов, крики, грохот разрывов и осыпистый гул падающих стен. Справа находилось длинное полуразрушенное строение, а вот стена слева в самом деле была стеной и почти не разрушенной, а просто зубчатой.

— Здесь тройка, — ответил ещё кто-то с отчётливым латинским акцентом. — Пятый туда, — Витьку просто развернули в нужную сторону за плечо. — Скорей давай.

Улицу забивали штурмовики, и на Витьку шипели, а он нервно огрызался в ответ, проталкиваясь словно бы через переполненную людьми комнату. Противник ещё не понял, что десант начался — десятка мин хватило бы, чтобы превратить узкую улицу, где сгрудились почти триста человек, в невиданное побоище…

На фоне особенно яркого зарева — горящего порта — была видна огромная мрачная уступчатая пирамида-зиккурат центрального дворца, творение не такого уж давнего Времени Ночи. Тёмная его громада, казалось, пульсирует огнями — там шёл упорный бой.