Олег Верещагин - Там, где мы служили...

Казалось, что поют не трое. Что рядом с ними стоят все погибшие — и смотрят, и слушают, и подпевают…

…Кончилась песня. Последние аккорды упали в «зал», и Майкл довольно долго молчал, возясь с настройкой.

— Эй! — крикнули из слушателей. — Ты две обещал спеть!

— Я помню, — махнул рукой Майкл. — Сейчас…

Гитара тревожно вскрикнула, как почуявший опасность человек. Никто не ожидал этого, все разом напряглись…

Слепой шагнул в самому краю сцены, несколько рук взметнулись навстречу, чтобы поддержать его… но он абсолютно точно остановился на краешке и, протянув руки к товарищам, которых он больше не видел, яростно, истово выдохнул:

— Не простить бы тогда… не забыть бы… и не потерять… — пальцы его дрожали, губы прыгали.

— А-а-а!!! — страшно взревели штурмовики. Витька орал вместе со всеми, раздирая рот и надрывая лёгкие; из глаз у него брызнули слёзы. Он мельком заметил, что кругом тоже плачут… Откуда-то появились бутылки с вином, бумажные стаканчики, в которые тут же полились чёрно-алые, похожие на кровь, струи.

— Первый тост! — резко выкрикнул Майкл, правой рукой поднимая стаканчик. — За нашу победу!

Сейчас пили и те, кто не пил. Потому что за это надо было выпить…

— Второй тост — за нас, за всех нас!

И — наконец…

— Третий тост!

И — всё.

Третий пьют молча.

Витька задержался около очередного выпуска «Тимура и его „командос“». В этой серии рисовалась эпических масштабов схватка на заброшенном асфальтовом заводе, где, тем не менее, почему-то продолжали кипеть котлы с массой. Сражались князь Влупиволк Всосисмысл с прислужником и жрецом Тёмных Сил Джихадом Мудаевым — сперва на гранатомётах, потом — на мече и сабле. Влупиволка вобще-то заманили на завод, чтобы погубить, но он положил кучу врагов и сошёлся с их вдохновителем один на один. Тимур Сараев с остальными подоспели на этот раз к шапочному разбору — Влупиволк заасфальтировал своего противника. Дальше шла сцена прощания — князь отправлялся на Балканы учить тамошних жителей секретам «енто самого», а остальные, попрощавшись, тут же засобирались следом за князем, чтобы не скучать на безделье…

— Пошли, — подтолкнул Витьку появившийся Майкл, — там спектакль какой-то выкаблучивают…

— Пошли, — согласился Витька. — Смешное хоть?

— Говорят — да… Поедешь домой?

— Конечно! — возмутился русский. Помедлил и нерешительно сказал: — Слушай… едем тоже со мной. Ты не обижайся, но тебе же… некуда…

— Как это некуда? — Майкл не обиделся, но удивился. — Я домой еду. Меня ждут, между прочим. Брат ждёт. Младший… Ты утром уезжаешь?

— Нет, днём…

— Я утром… Привези что-нибудь про космос почитать.

— Привезу, конечно, — кивнул Витька…

… - Как это там? Было у отца три сына. Старший умный, средний — дурак, младший — вообще штурмовик! — Витька фыркнул, бухнул на кровать мешок и захохотал, вспомнив, как младший подбил старших выбирать невест, стреляя наугад из миномёта — мол, куда попадёт, там и судьба наша…

Джек тоже улыбнулся. Перекинул Витьке парадную рубашку, которая лежала аккуратно свёрнутой на тумбочке — и замер. Медленно взял то, что лежало под рубашкой и спросил — одним словом:

— Вить?

Витька положил рубашку на мешок. Прикусил угол губы. Молча посмотрел на красный треугольник в руках сержанта. Пожал плечами. Ничего не сказал…

— Подожди, — Джек осторожно свернул галстук, положил его снова на тумбочку и внимательно уставился на Витьку. — Но, если у тебя галстук и ты пионер, то, если я правильно ваши законы помню, тебе… — он не договорил и чуть прищурился.

Витька уже знал, что скажет. Всё очень просто — он хранит галстук в память о пионерском прошлом, а сам он, конечно, уже не пионер…

— Я пионер, — услышал он свой голос и испытал облегчение. — Я бы сейчас мог тебе запросто соврать. Но я не хочу про это врать. Я пионер. И мне шестнадцать только будет… уже скоро! — добавил он поспешно.

Джек кивнул, словно это всё объясняло. Ещё раз потрогал галстук ладонью, словно погладил. И неожиданно Витька сказал ему, решительно затянув горловину мешка.

— А поехали ко мне в гости? А потом вместе съездим к тебе…

Джек посмотрел удивлённо. И улыбнулся.

Над городскими крышами сеялся из низких чёрных туч мелкий дождь пополам с липким снегом. Временами в резко появлявшиеся разрывы выглядывала полная, необычайно яркая луна, и вокруг словно закипало серебро — капли, планирующие с неба, лужи — а над городом словно бы всплывала как будто вырезанная из чёрного тонкого металла стройная фигура: силуэт готического собора, построенного ещё в XV веке Жиллардом де ла Вильером, графом Шарлеруа — и пережившего все катаклизмы. Собор словно бы пронзал ночь, устремляясь в небо и очень напоминал космический корабль.

А ещё при взгляде на него чудились звуки органа.

Эрих задержался на ступеньке вагона, натягивая перчатки. Жозеф стоял уже на перроне, поставив на мокрый выкрошенный бетон чемодан. Валлон словно бы окаменел, врос в перрон. Капли блестели на его непокрытых волосах сверкающим бисером, потом погасли — луна зашла.

Эрих спрыгнул — рукоять чемодана скрипнула о перчаточную кожу — подошёл к другу, встал рядом. Над входом в вокзал висели два городских герба, между ними — лозунг на валлонском и английском —

МЫ НАШ, МЫ НОВЫЙ МИР ПОСТРОИМ!

Жозеф поднял воротник тёплого пальто привычным движением, и Эрих подумал, что, наверное, Жозеф носил пальто и раньше, до армии, в этом самом городе… На родине Эриха мальчишки предпочитали бушлаты и куртки, пошитые под армейские образцы, а то и перешитые из них…

— Пойдём? — сказал он, видя, что Жозеф не двигается с места. Валлон странно — в два приёма — повернул голову. В глазах у него блеснули бисеринки, словно дождь забрался и туда, а голос звучал хрипловато: