Олег Верещагин - Там, где мы служили...

…Очнулся он от озноба. Поперёк ног лежал тот самый застреленный им в последний миг «синий берет», рядом кто-то натужно стонал. Где-то стреляли, и Витька неожиданно понял теперь, что ранен. Бедро не болело, но он его словно бы отлежал… и где-то в глубине тела тупо, мерзко мозжило что-то… лишнее, что ли? Когда Витька чуть пошевелился, штанина отлепилась от пола с отчётливым клейким треском.

Он осмотрелся. В коридоре были только трупы и, наверное, раненые… как он. Что произошло? Чем закончилась атака? Надо же, а ведь не больно совсем… что если зиккурат взят, и он — в тылу врага?!

— Вик, Вик, ты тут? — над ним нагнулся Майкл, махнул кому-то рукой. — Здесь, он живой!.. Давай, цепляйся… только тихо, они тут, в конце коридора.

Подошёл Джек, вдвоём они вытащили Витьку за угол, за баррикаду, на лестничную площадку. Усадили рядом со штурмовиком, у которого было разрублено лицо — одна из девчонок зашивала ему рану, штурмовик чуть слышно посвистывал.

Майкл повозился с ремнями снаряжения, начал стаскивать с Витьки штаны, тот ухватился за них, охваченный неожиданным стыдом и косясь на девчонку. Майкл ударил его по рукам:

— Убери и отвернись… Смотри, Джек.

Капрал тоже свистнул. Витька с неожиданным беспокойным страхом приподнялся на локте — увидел бело бедро, синее пятно контузии, а в центре пятна… Его замутило, Витька отвернулся снова.

— Разворотилоооо… — протянул Джек задумчиво. — Ну что, будем доставать.

— Артерию заденешь, — это был голос Кайсы. — Ирма, сделай.

— Не видишь, шью?! — огрызнулась девчонка, работавшая над лицом штурмовика. — Не подохнет, полежит.

— Давай-ка… — Майкл сунул в зубы Витьке какую-то деревяшку. — Давай, кусай. И потерпи, колоть нечего, тяжёлым не хватает… Подержать тебя?

— Не надо, — Витька невольно вздрагивал. Не от страха — он не боялся, и боль, когда Ирма начала полосовать мышцу поспешно сполоснутым спиртом полевым скальпелем, оказалась вполне терпимой, хотя деревяшку Витька всё-таки закусил прочно. Что-то стукнуло о ступень — мокро и увесисто.

— Пистолетная, крупняк, — послышался из какой-то ваты голос Ирмы. — Повезло, чт он ев кость — остался бы без ноги запросто… Дайте ему выпить.

Что-то обжигающе потекло в рот, туман рассеялся. Витька кашлянул, с трудом сел. Арчи, ухмылясь, завинчивал фляжку со спиртом. Ирма выругалась:

— Сиди, идиот, я ещё не закончила!

— Куда мне теперь? — Витька не обратил на её ругань внимания.

— Ляжешь к бойнице на пару с Жозефом, — буркнул Джек. — Больно?

— Нет, а что? — Витька почти с интересом глянул, как Ирма кладёт на рану последний стежок. Та поймала его взгляд, улыбнулась:

— Нежная всё-таки тварь — парень… Ну вот. будешь жить и бегать.

— Штурмовики! — вдруг закричал из-за угла. — Северяне! Мы сдаёмся!

Сидящие в коридоре изумлённо запереглядывались.

Поразительно было, как быстро всё закончилось.

В три утра передовые части Бачурина ворвались на окраину Диффы, ещё через двадцать минут с другой стороны подошли англосаксы — и всё было кончено.

От роты «Волгоград» осталось 74 человека.

От роты «Мёртвая Голова» — 80 человек.

От роты «Эдльвейс» — 32 человека.

От роты «Дмитрий Донской» — 25 человек.

От роты «Таран» — 52 человека.

От сражавшихся пленных — 39 человек.

Полковник Лебран погиб.

Из пяти командиров рот погибли трое.

Регулярные боевые действия на побережье Чада закончились.

Остатки рот были выведены на переформирование в земли Крэйна — к радушию местных жителей и тишине зимних долин. Видит небо, штурмовики нуждались в этом, как в воздухе — слишком многих не было с ними, слишком многие поехали домой… Лагерь превратился в смесь госпиталя с санаторием.

Уже было известно, что 10-я сводная будет расформирована в связи с окончанием активных боевых действий в регионе. Несколько рот переправлялись дальше на северо-запад. А «Волгоград» после пополнения передавалась в распоряжение Крэйна для борьбы с «чёрными повязками» на юге. По сравнению с тем, что уже было пройдено, это был, можно сказать, щадящий режим. Более того — всем на время формирования давался отпуск, и решено было устроить перед разъездом и официальной частью настоящий праздник.

Было известно и другое. Рядовые Ревок и Фой получали ланс-капралов. Капрал Брейди становился сержантом и командиром отделения; капрал Зильбер — его заместителем. Елена, у которой кончался контракт, увольнялась — ранения были тяжёлыми, выжила она чудом и получила ограничение на службу. Увольнялся и Жозеф — валлон собирался поступать в имперскую англо-саксонскую армию и выслуживаться до офицера.

Всё это значило, что отделение в который раз меняет свой состав. Что вновь придётся расставаться с теми, кого привык звать друзьями…

Нику исполнялось семнадцать. Витька, узнав об этом, вспомнил, что через месяц и ему исполняется — но шестнадцать лет…

Ходить, опираясь на костыль, было, оказывается, чертовски неудобно. Но рану при малейшей попытке потревожить её вспарывала боль, несравнимо более сильная, чем боль самого ранения, и Витька берёг ногу, как мог — врачь, зная, что такое характер мальчишек, пригрозил, что комиссует Витьку подчистую, если тот разбередит рану.

Построение уже начиналось, а Витька в последнюю секунду обнаружил, что забыл в палатке берет — и срочно похромал туда, чтобы успеть на построение. Последнее построение дивизии — и мальчишка неожиданно ощутил тоску, хотя дивизия для него никогда не была чем-то настолько близким и родным, каким стал за короткий срок «Волгоград». Вновь пришли мысли о комиссовании, и Витька передёрнул плечами, отгоняя их. Нет, только не он. Он — солдат и останется солдатом, пока не окончится по-настоящему война… или пока он не погибет.

Странно, но в палатке был Жозеф. И занимался он очень странным делом — сидел на своей кровати, тихо постукивая кулаком по подушке. При этом он что-то так зло цедил, что Витька остановился у самого входа.

— А ты чего тут? — спросил он наконец. — Построение же…