Мёртвый континент

- А почему людоеды?

- Пищи мало. Подземелье не джунгли с их обилием живых существ. Слепые людоеды вынуждены беречь энергию, потому медлительны, едят всё подряд, в том числе и людей. Они долго выжидают в укрытии, пока жертва не приблизится на расстояние броска, затем прыжок, удушающий захват и всё. Могут перегрызть горло или сломать позвоночник, в зависимости от ситуации. Очень опасны!

- О, вспомнил! Док, я нашёл останки интересной твари… - и Павел рассказал о странных зубах возле железнодорожной стрелки.

- Это землеройка. Есть такая маленькая остроносая мышка, насекомых есть, земляных червяков. Живёт на огородах. Очень милое, безобидное существо. Но здесь она мутировала удивительным образом: размером с телёнка, мощные короткие лапы с такими когтями, что роет ходы в любой породе, ну, разве что гранит не поддаётся. Самоё главное – в минуту опасности мышцы шеи могут мгновенно удлинятся в несколько раз, передние зубы срослись в рог, а остальные превратились в острейшие резцы. Защищаясь, она бьёт головой врага, рог пробивает любую шкуру или панцирь, острые зубы мгновенно разрывают кости и мясо. У неё нижняя челюсть может двигаться вперед-назад, как пила. Эта мышка переросток в мгновение ока может разорвать на куски слона, если бы, конечно, они здесь водились.

- Зашибись! – покачал головой Павел. - А чего провода грызла?

- Зубы стачивала. Они растут постоянно, как у бобров. Да вы особо не беспокойтесь, у неё мозги остались прежнего размера. Вообще-то землеройка не живёт так глубоко, больше в верхних слоях путешествует. Но над нами мало растительности, а она в основном корнями питается, вот и забралась поглубже. Мог привлечь запах, в здешних пещерах осталось много продовольственных складов.

Павел сразу вспомнил, с каким энтузиазмом туземцы грабили склад, как жадно поедали тухлые консервы.

- А вообще, Павел Андреевич, вы можете встретить тут кого угодно, особенно в этом тёмном пятне, - прервал его воспоминания голос доктора. - В подземных лабораториях были не только физики, но и биологи. Лишившись контроля со стороны правительства, они могли натворить такого, что в страшном сне не привидится. Вам придётся быть очень осторожным.

- Кстати, док, а как я попаду обратно, в тоннели? Проход-то я разрушил.

- Это ничего, есть другой. Перемычка будет сломана, дальше по вспомогательному тоннелю около двух километров и выйдете в основной. Я покажу. Теперь вот что: ваш бронекостюм я переделаю. Станет легче, стальные пластины будут заменены на полимерные. Будет больше похож на комбинезон с панцирными накладками, а не костюм водолаза глубоководника. Конструкция шлема тоже будет изменена в сторону облегчения. Мне кажется, что важнее подвижность, а не сверхпрочная скорлупа. Если, конечно, вы не собираетесь опять нырять.

- Это была случайность, док! Мне самому неприятно вспоминать об этом.

- Хорошо, отдыхайте. Да, Павел Андреевич, не хотите подправить лицо?

- В смысле? – насторожился Павел.

- Ну, убрать шрамы. У вас их чересчур. У меня прекрасный робот-хирург без дела простаивает, недавно программу новую скачал из Сети. Автор утверждает, что восстанавливает структуру кожи почти полностью. Не хотите попробовать?

- Н-нет, док, спасибо. Я как нибудь так проживу, мне лицом на хлеб не зарабатывать.

- Зря, очень хорошая программа и автор, уважаемый человек, ни разу меня не подводил. Ладно, займусь вашим костюмом. Всего хорошего!

Тоннельный робот аккуратно вырезает круглое отверстие в бетонной перемычке, вакуумные присоски впиваются в гладкую поверхность, словно голодные пиявки. Похожий на головку сыра кусок бетона медленно плывёт в пыльном воздухе. Замирает над бочкообразным телом робота. Отверстие большое, почти в рост человека. Павел слегка пригибается, ступает в тёмный тоннель. Автоматически включает ночное зрение, тьма рассеивается. За спиной тихо жужжит холодная полимерная сварка, стена приобретает первозданный вид. Прямой, как стрела, проход идёт сквозь толщу скального массива и выводит к главному тоннелю, тому самому, по которому Павел так здорово катался на электровозе. Теперь воспользоваться «большой железной тачкой» нельзя – слишком сильно остаточное радиоактивное излучение. Придётся пешком.

Путешествие в абсолютной темноте вспомогательного тоннеля прошло без приключений, хотя Павел, наслушавшись рассказов доктора Соловейчика о слепых людоедах, во все глаза смотрел по сторонам, ожидая внезапного нападения. Ничего. Павел даже слегка расстроился, что очередной поход в подземелье начинается вот так скучно и обыдённо. Главный тоннель встретил тусклым светом старых фонарей, унылым видом ржавых рельс и целыми зарослями оборванных проводов на потолке. И хотя система очистки воздуха работала исправно, Павлу почудился запах чего-то затхлого, кладбищенского. Теперь навигатор находился непосредственно в шлеме и Павел сразу включил его. Свой старый он запасливо спрятал в карман, хотя доктор советовал выбросить. Перед глазами появилась привычная сетка тоннелей, обрывающаяся тёмным пятном, словно грозовой тучей на горизонте. Именно туда ему и нужно попасть. Павел бодро вздохнул раз, другой. Руки привычно сгибаются в локтях, корпус чуть наклоняется вперёд. Начинается спокойный, неторопливый бег, рассчитанный на долгое время. В голове почему-то вертится припев старинной песни, когда-то услышанной по радио Ретро: « И я по шпалам, опять по шпалам, бегу домой по привычке!» Герой песни вообще-то шёл, а не бежал по шпалам, но память переделала слова в соответствии с текущим моментом. Мелодия довольно быстро надоела. Павел постарался вспомнить что нибудь более современное, но старая песенка оказалась привязчивой и как он не старался, ничего не выходило. В конце концов удалось заменить на «Боже, царя храни» и вот так, распевая про себя монархический гимн, приблизился к началу тёмного тоннеля.

Ржавые рельсы тонут в темноте, потолок, словно бесконечная тюремная решётка, бежит следом. Тоннель тёмен, глух и загадочен, как вход в потусторонний мир. Кажется, что вот-вот из мрака вынырнет древний поезд на паровой тяге. Из дырявого котла вырываются струйки пара, ржавые колёса гремят и лягают на стыках, чёрный, как смертный грех, дым поднимается вверх и расползается на потолке мазутным пятном. Раздаётся скрип ржавых тормозных колодок, поезд останавливается. Открывается старая дверца, на площадку выходит скелет в ветхой робе машиниста, костяные пальцы сжимают изъеденный ржавчиной гаечный ключ. Щербатый рот открывается в беззвучном крике, чёрные глазные впадины загораются красным огнём. Из окон старинных вагонов выглядывают скелеты в лохмотьях, в которых с трудом можно узнать мужские костюмы, дамские платья. Костлявые руки мелькают в отблесках огня - заслонки на паровозной топке нет – воздух дрожит от жара, в неверном мареве силуэты мертвецов странно кривятся, появляются призрачные пятна, словно души умерших летают над вагонами, слышатся стоны …