Алексей Штейн - Грудь в крестах

Встал в приседе, с карабином у плеча — надо выходить. Рывком высунулся и сразу назад, едва глянув. А потом уже и выскочил. Ибо ничего не увидел угрожающего. Так, во дворе никого, валяются двое, и все… А стрельба все идет! Прислушался — выходит, лупят наши, и почем зря, безответно! Заорал, что есть мочи:

— Прекратить стрельбу! Патроны беречь! Бить только в цель! — и подействовало — огонь почти мгновенно стих. А я еще больше разозлился — не выспался ничорта, и голова болит. Да вашу мать, командир я или где?! — … Коля, Боря, ко мне! А ну, оглоеды — осмотреть, доложить мне все, кто что почему, сколько патронов вы сожгли, уроды, и ранен кто. И вон, Хумоса перевязать. Быстро. А я отдохну.

И сажусь на землю, привалившись прямо к стене дома, начинаю перезаряжать пистолет. Идите все к демонам, командир заебамшись, и желает отдыхать. И пусть хоть лично Орбель Второй в атаку со своей гвардией на нас идет. Ну вас всех в корягу. Закрыл глаза и прикорнул, вырубившись секунд, может, на тридцать. А может и больше. Все, ребята, батарейки кончились, бензин вышел, бобик сдох. Не кантовать. Пока Бруно, заботливый придурок, не стал меня ощупывать, на предмет, не ранен ли я, в себя я так и не пришел. Отогнал Бруно тычком в грудину и матюгами, и пошел, сел на стоявшую посередь двора плаху для колки дров. Все, козлы, теперь я вам Наполеон. Докладывайте, абизяны уродские, что вы тут напортачить успели, пока я спал. А потом виноватые к стенке сами становитесь, пристрелю, не прощу прерванного командирского сна!

Постепенно картина вырисовывается. Арно, стоявшего на фишке, закололи. Длинным узким ножом. Не профессионально, он еще жив, но протянет, скорее всего, не долго. Засадили сверху за ключицу. И нож — вот он валяется. С этого, пожалуй, началось. А потом… потом нам снова повезло, как покойникам. Хумос, оболтус эдакий, вышел до ветру. И увидев лежащего часового и какую-то возню во дворе — не долго думая, шарахнул туда гранату. Потому что винтовку он, конечно же, оставил в избе. Тупое животное. Но так или иначе, не растерялся, и поприветствовал гостей, чем было. Тут все и началось уже по-взрослому. Меня это взрыв разбудил, как, впрочем, и остальных. Но я еще некоторое время в себя приходил, все же вымотало меня все это, до полной неадеквашки. А парни-то молодцы. Спросонья похватали ружья, и давай прицельно стрелять куда попало. Тут уже и я присоединился. Точнее, попытался. Аккурат в это время Хумос, уже выдернувший шнур у второй гранаты, словил пулю в грудь, и гранату выронил. Себе под ноги. Сообразил заорать, и ломанулся в сени, где сыграл с командиром в «слона». Ну а дальше все и кончилось. Три тела — один под забором, двое висят на заборе, больше никого, выбитые окна, и никаких следов. По всему — нападение партизан. Потому как, когда подтащили всех троих — ни малейших признаков военщины. Гражданская одежда, хотя и удобная, вроде охотничьей — жилеты, арафатки темные, брижди в сапоги. Ружья — здрасьте, приехали — у одного вообще убогая шомполка двуствольная, у второго карабин типа того, с которого я волков стрелял. Третий, которого Хумос во дворе у самого забора гранатой уложил — и вовсе со здоровенным тесаком, у остальных на поясе такие же. Убого совсем. Но у каждого — самодельная граната. Деревянная баклага с порохом и фитилем. Да, не пойди Хумос посцать — несладко бы нам пришлось. Даже одна такая бомба, внутрь кинутая — нас бы всех переглушила. А следующие — точно бы контузили. После чего нас не то что тесаками резать — нашими же портянками удавить можно было бы, как щенков беспомощных. Так, вырисовывается понемногу. А как же они Арно завалили? Внутрь они толком пролезть не успели, кинуть нож — не попасть под таким углом, разве бы нагнулся часовой, да и вытащить он не смог бы наверное, а нож — вот он, валяется. Арно Бруно уже бинтует, что-то причитая, только бестолку, по-моему. Хотя еще жив.

— Не ворочай его! — прикрикнул на доброхота — Пусть лежит, дольше проживет. Шевельнешь — и все. Он не жилец, оставь…Ну-ка, а это что?

Затоптано все, но разогнав всех, убеждаюсь — не показалось. Осколки глиняной кружки, маленького стаканчика такого. С остатками молока. Таааак.

— А ну, Боря, Коля — со мной! Коля, сбегай, с дома масляную лампу принеси, там над притолокой на полке есть! Остальные — охранять! — поднял с земли окровавленный нож, присмотрелся. Самоделка, причем дрянная. Но длинный очень. Таким, наверное, скотину колоть хорошо. А-ну, ка, девушки…

… Место, где хранилась эта швайка, нашлось быстро. В бревне, на уровне глаз, прямо напротив входа в хлев. Истыкано бревно все. Вытер о солому арнову кровь, и примерил — точно, тут он и был. Ну, что ж, все ясно.

— Выводи их — махнул парням.

Арно был еще жив, когда я выстроил во дворе всех домочадцев, кроме валявшегося в беспамятстве хозяина. Поставил на плаху лампу — света не много, приказал шагнуть всем ближе.

— Дружище, ты слышишь? Говорить не надо, просто моргни, если да — и Арно моргнул — Тихо, тихо, не дергайся! Ты уж прости, врать не стану — не жилец ты. Я уж понял, как они тебя взяли, так что ты сам, братец, виноват. Косяк, братец. Ты только вот что — укажи-ка, кто из них? Хорошо? Моргни… ага. Так. Малых не берем? Ага… так… Эта?…Эта?…Этот? Точно нет?…Эта?… Эта?! В сторону ее, сучку! Так, она одна была? Ясно… ну, ладно… спасибо, братец. Уж извини, если что. Чем тебе помочь, и не знаю… Разве что — покурить? Эй, кто там, курить ему дай!

Засуетились все, забегали, вскоре раскуренную трубку ткнули в уголок рта Арно, Бруно поддерживал ему голову. Арно судорожно затянулся, кашлянул, и затих. Готов. Бруно опустил голову умершего, убрав трубку. Из полуоткрытого рта Арно вытекла на щеку струйка крови, и вышел табачный дым. Все, минус второй. Ну, что же. Оглядел жмущихся в кучу домочадцев. Будем виселицца. Виселицца будет стоять на площади…

И вот, смотрю я на всю эту согнанную быдломассу, и мечтаю об ранцевом огнемете. Хотя бы самодельным, которым я в детстве соседу сарай спалил. Ну или даже такой, как у штурмовиков. Мне бы хватило. Жаль, нету канистрочки…

Но ничего. Обойдемся и так. Вы, суки, за все ответите. Приступим.

— Значит так, слушайте сюда, твари. Мы гостеприимно заглянули в вашу засранную деревню, радушно встав на постой, чему вы, грязь болотная, должны бы быть рады и счастливы. И какое же я от вас вижу спасибо, а животные?! Ваши односельчане напали на моего солдата и убили его, да еще и хотели помочь каким-то оборванцам нас перебить. Не вышло. И не выйдет, так и запомните! А сейчас мы будем казнить преступников. И вы будете на это смотреть! Все! И не приведи Боги кому-то отвернуться — пристрелим на месте. Начинайте, парни!

…Сначала в дом, уже покинутый нами, заносят тело Арно. Потом туда же загоняют связанных хозяев. Всех, и детишек тоже — нехрен, мне мои солдаты дороже вас всех! А детишки хоть и малые, но вполне в понятии — незачем волчат плодить. Недорубленный лес — вырастает вновь. Так что — под корень. Всех. Впрочем, в хлеву остается тело хозяина — на утро, после того, как этого бугая попробовали тащить, я его просто пристрелил — еще корячиться. Ну и эта растрепанная сучка, малолетка, на вид двенадцать-тринадцать. Ей сегодня главная роль, будет у нас примой. Нет, никто даже не думал ее раскладывать — и мелкая, и желания ни у кого нет. Да и моя идея Колючему понравилась — сразу видно, баронскую закалку, на такие дела парень сообразительный. Когда всех загнали в дом, заперев дверь и закрыв ставни, принялись за девчонку. Отыскать по селу проволоку было не просто, но Коля нашел. А дальше все просто — пук соломы и смола, которую, наверное, использовали для лодок. Делаем мы ей аналог нашей «запаски».