Роберт Маккаммон - Граница [litres]

– Нам нужно видеть мистера Дерримена, – сказал ему Этан, когда солдат увел Оливию в лазарет.

– Мне приказано сопроводить вас по вашим комнатам.

– Но дело срочное, – настаивал Этан. – Горгонцы и сайферы скоро сюда вернутся. И на этот раз в живых здесь не останется никого.

Агент не мог смотреть в серебристые глаза Этана. Он уставился на мертвое, обезглавленное тело и довольно долго молчал. Потом достал из кармана переговорное устройство и потыкал пальцем в клавиши.

– Буран, один, один, – проговорил он в микрофон. – Сержант Эйкерс, Дерримен на месте?

– Так точно. Помогает боссу подготовиться. У тебя все нормально?

– Более-менее. Послушай… Я сейчас приведу троих новеньких наверх. Пусть это будет на моей совести. Ихний блажной мальчишка хочет поговорить с Деррименом.

– Наш иноходец не в форме, Джонни. Ему нужен врач, но он хочет толкнуть свою речь.

– А мы что, в форме? Этот пацан говорит, ему нужно срочно, и я ему верю. Если бы ты видел, что у нас тут творилось, ты бы тоже поверил. Я веду их наверх. Отбой. – Он убрал переговорник обратно в карман. – Ну, пошли, только помните: если мне что-то не понравится, я имею право пристрелить любого из вас или даже всех сразу.

Впрочем, эти слова прозвучали как пустая угроза, формальное предупреждение, фраза из служебной инструкции, потому что всем было ясно, что этот «блажной» спас комплекс Белой Обители от полного и безвозвратного разрушения.

– Шагайте вперед, в колонну по одному, – добавил он.

– Вот-вот начнется запись, – сказал сержант Эйкерс агенту секретной службы, когда они поднялись на четвертый уровень. – И нашему иноходцу не очень понравится, если мы сейчас ворвемся.

Он заглянул в серебристые глаза пришельца, и по телу его прошла дрожь, но это был не страх – он давно уже ничего не боялся, – скорее изумление и ожидание какого-то чуда. «Может, лучше подождем?» – хотел было спросить он, но сразу понял, что нет, не лучше.

– Под мою ответственность, – сказал агент с позывным «Буран, один, один».

Он жестом приказал Дейву, Этану и Джефферсону следовать за ним по коридору. Джефферсон не удержался и, проходя мимо двух моряков-охранников, шутовски отдал им честь.

Они подошли к двери с табличкой «Студия», и агент приказал стоящему впереди Дейву входить. Дейв открыл дверь и оказался в ярко освещенной комнате со светло-зелеными стенами, кремового цвета диваном, низеньким столиком и множеством разнокалиберных мягких стульев. Из маленьких динамиков в потолке лилась музыка, напомнившая Дейву мелодии «Мейн-стрит парада», а Джефферсон совершенно точно узнал в ней марш Джона Филипа Сузы, типично американский – так и видишь начищенные пуговицы марширующих, и тебя распирает от гордости. Он и сам использовал подобную музыку, чтобы в день праздника Четвертого июля у жителей Нью-Идена возбуждалось чувство патриотизма и сами собой раскрывались кошельки. В помещении имелось еще три двери, и все были сейчас закрыты. Секретный агент подошел к самой дальней, расположенной слева, и постучал. Почти сразу она открылась, и за ней показался мужчина в темно-синем костюме с белой рубашкой и галстуком в серую полоску, американским флагом в петлице и с острым подбородком. Этан уже видел этого человека, когда его с друзьями привели в гараж, но с тех пор ни разу его не встречал.

– Они хотят поговорить с Деррименом, – сказал агент и сделал шаг в сторону, чтобы не заслонять просителей. – Говорят, это срочно.

Прежде чем что-то сказать, человек с острым подбородком окинул Этана тяжелым, холодным взглядом. В этом взгляде читалось отвращение и в равной степени страх.

– Вы же знаете, он занят. Билю только что сделали макияж, через три минуты будут записывать.

– Да, я это знаю. Просто скажите ему, что они здесь. Скажите, пришелец утверждает, что горгонцы и сайферы скоро появятся снова.

– Сейчас не время.

– К черту ваш протокол, – сказал агент под позывным «Буран, один, один», вскипев от злости. – Еще немного – и все здесь накроется медным тазом. Так и передайте Дерримену.

Человек, ни слова больше не говоря, вернулся обратно в комнату и закрыл за собой дверь.

– Теперь ждите, – сказал агент своим подопечным.

Марш Джона Филипа Сузы продолжал играть, сопровождаемый ударами барабанов и медных тарелок и бравурными звуками давно покинувших этот мир тромбонов.

Прошло где-то с минуту. Дверь снова открылась, и в ней появился Вэнс Дерримен. Лицо его было так перекошено болью, что казалось, будто он встречает их с торчащим в спине клинком. Глаза под очками распухли и покраснели. Правда, Дерримен успел переодеться в черный костюм, поскольку серый, который он носил прежде, был весь испачкан.

– Я же сказал, что мне нужно время, – обращаясь к Дейву, проговорил он медленно, взвешенно и несколько громче, чем обычно, поскольку слух его еще не восстановился.

– Мы не можем позволить себе такой роскоши, – сказал Этан. – Я вот что хочу знать… каким транспортом вы все сюда добирались?

Ответ он получил почти мгновенно, прочитав мысли Дерримена.

– Где же ваш вертолет? – тут же спросил он.

Дерримен мысленно проследил весь маршрут от начала до конца: президентский самолет из Вашингтона до Солт-Лейк-Сити, из аэропорта на черном внедорожнике к секретному ангару и вертолетной площадке и перелет сюда. Он, конечно, понял, что пришелец сразу увидит все эти мысленные образы. И Этан, разумеется, уже знал, где они прячут комфортабельный вертолет «Кестрел», но подождал, пока Дерримен скажет это и всем остальным.

– С другой стороны горы у нас вертолетная площадка. Тщательно замаскированная. А вертолет в специальном ангаре.

– Вот на нем мы и полетим к объекту S-4, – сказал Этан так, словно это дело было уже решенное.

– Это около трех часов лету. Но я уже говорил вам…

Дерример помолчал, двигая челюстью. Его все еще мучила жуткая головная боль, и мысли немного путались.

– Хотите узнать, почему нам нельзя покидать Белую Обитель? Следуйте за мной.

Дерримен провел Дейва, Этана и Джефферсона еще через одну комнату, похожую на гостиную, и подвел к двери, над которой горела красная лампа и висело пока еще выключенное табло с надписью «Идет передача». Он открыл дверь и впустил их в тускло освещенное помещение с двумя рядами театральных кресел. Перед звукооператорским пультом с приборной панелью, на которой мигали зеленые лампочки, сидели три человека в наушниках. За большой стеклянной перегородкой располагалась трибуна с президентской печатью, а за ней стоял президент Соединенных Штатов Америки. К нему были устремлены лучи нескольких прожекторов и объективы двух профессиональных телекамер. Ими манипулировали операторы, тоже в наушниках. Еще один человек, примостившись на самом верху стремянки, настраивал лучи прожекторов. Седовласая женщина в джинсах и синей узорчатой блузке кисточкой пудрила влажный лоб Джейсона Биля. За спиной президента и за трибуной виднелись книжные полки, на которых стояли книги в твердых переплетах, а также небольшой бюст Авраама Линкольна, бронзовая скульптурка в виде сложенных в молитве ладоней с прислоненной к ним Библией, цветная семейная фотография в рамке – с Билем, первой леди и их детьми студенческого возраста, Джеймсом и Натали, небольшой глобус и кое-какие другие предметы, украшавшие кабинет президента в Белом доме. Все это расположилось на полках таким образом, чтобы попасть в объективы камер.