Роберт Маккаммон - Граница [litres]

– Стоп, – вдруг сказал Воуп. Джефферсон сразу остановился.

Они стояли перед каркасным домом с крылечком, на которое вела лестница с шестью ступеньками. На доме висел номер: 1439. Окна выбиты, внутри темно.

– Это случится здесь, – сообщил Воуп.

– Что случится?

Ответа от горгонца в человечьем обличье не последовало.

Прошло несколько секунд. Где-то вдали залаяли собаки, потом послышался вой, и Джефферсону пришло в голову, что одичавшая собака вполне способна убить человека с таким же успехом, как и какой-нибудь смертоносный луч.

Кресло-качалка на крыльце едва заметно шевельнулось. Послышался скрип. И прямо на глазах Джефферсона в кресле стала проступать некая форма. Сначала отчетливо выраженный завиток, словно сам воздух вдруг отвердел в этом месте, а чей-то невидимый палец пошевелил его. Раздался тихий свист или шелест с металлическим оттенком, подобный тому, что Джефферсон слышал в парке. «Ну прямо как в фильме „Звездный путь“, чертовщина какая-то», – подумал он… Прошло секунды три, и в полной тишине в кресле стало проступать человеческое тело – сначала полупрозрачное, бледное, как привидение, подсвеченное синим мерцанием какой-то энергии, а потом уже и полностью оформившееся, во плоти и крови. Кресло-качалка со скрипом покачивалось взад-вперед, и сидящий в нем человек уставился на Джефферсона с Воупом широко раскрытыми испуганными глазами на лысой, покрытой блестящими капельками пота голове.

– Оставьте меня в покое! – прохрипел он. – Прошу вас… Господи… оставьте меня в покое!

Он стал озираться и, получив некое представление о том, где находится, волосатыми руками намертво, так что не оторвать, вцепился в подлокотники кресла.

– Ты идешь с нами, – приказным тоном проговорил Воуп.

– Послушайте… ну послушайте… я не знаю, куда я попал. Это какая-то ошибка. Понимаете? Я не знаю, кто вы такие. Я остаюсь здесь и не двинусь с места.

– Двинешься, – сказал Воуп.

– Нет-нет, – возразил только что прибывший, но тут же поморщился, и рука его метнулась к шее. – Прошу вас… пожалуйста… оставьте меня в покое, – взмолился он со слезами на глазах. – Не надо больше делать мне больно.

– Двинешься, – голосом робота повторил Воуп.

Человек скрипнул зубами. С обезумевшим лицом он тер шею, словно хотел поскорее снять боль, распространившуюся по всему телу от имплантированного устройства. Но Джефферсон знал, что это ему не поможет. Еще немного – и человек встал.

– Ладно! Да прекратите уже!

Тяжело дыша и посапывая, он спустился с крыльца.

– Боже мой… Боже мой… что за мир! – сказал он, испуганными карими глазами озираясь вокруг.

Росточка он был невысокого, не больше пяти футов семи дюймов, и когда-то был толстенький, судя по отвисшим щекам, которые тряслись, когда он говорил. Тело его под белой грязной рубашкой и черными штанами явно похудело и обвисло складками. Он тоже был голоден. Хотя, может быть, подумал Джефферсон, горгонцы просто позаботились о том, чтобы он так выглядел. На лице незнакомца – борода с проседью. На вид не больше пятидесяти лет. Говорит с бруклинским акцентом, во всяком случае Джефферсону так показалось. Ноги обуты в черные легкие мокасины, стертые и стоптанные, хотя когда-то весьма недешевые.

– Неплохие ботиночки, – заметил Джефферсон. – То есть были когда-то. Вам бы лучше найти кроссовки. Гораздо удобнее.

– Да-да, вы правы, – отозвался тот и, прищурившись, оглядел Джефферсона. – А вы кто такой? Человек?

– Зовите меня Джефф, – последовал ответ. – Родом из Нэшвилла, штат Теннесси. Да, я человек.

«Только не задавай этого вопроса Регине, – подумал он. – И Эми Виксон тоже».

Но Эми умерла, покончила с собой, «но оставила на этой земле свою нетленную любовь», как было сказано в записке. Повезло этой сучке.

– Берт Рэткофф, – представился новоприбывший. – Из Квинса, штат Нью-Йорк.

Берт перевел взгляд на Воупа.

– Ну да, ты один из этих. Откуда явился? С долбаного Марса?

– Тебе не имеет смысла знать, – сказал пришелец. – Будешь звать меня Воуп. С этой минуты вы оба будете делать то, что я прикажу.

Острые глазки его были безжизненны и ужасны своей четкой фиксацией взгляда на объекте.

– Любое неподчинение будет караться болью. Идите за мной.

Он повернулся и снова зашагал в сторону центра, а Джефферсон с Рэткоффом послушно двинулись следом.

– Как они вас захватили? – спросил Рэткофф.

– Длинная история.

– А меня – когда раздолбали, к чертям собачьим, весь дом. Подняли, когда все кругом рушилось. Я очнулся… – Он помолчал, тряхнув головой. – Они проделывали со мной всякие штуки. Понимаете, когда-то мы слышали о том, как пришельцы захватывают людей и все такое, колют иголками в живот, загоняют железные пруты в задницу… Но… я только помню какой-то стол. Холодный, зуб на зуб не попадал. Может быть, из металла, но какого-то не нашего. Но главное… этот стол был как будто живой… он подо мной двигался. Будто перемещался. И колыхался, как живой. Я лежал на этом столе, и меня никто не держал, ничто не удерживало, но я не мог даже пошевелиться. И… вокруг меня эти фигуры. Скорее какие-то тени, словно не настоящие. И они не ходили… они словно… как… не знаю… будто все происходило в какой-то комнате со змеями, которые умели стоять… или ползать… скользить… Черт возьми, прямо не знаю, как сказать. И вот они что-то со мной делали, Джефф… это ничего, что я называю тебя Джеффом?

– Ничего.

– В общем, делали всякие штуки. Вскрывали меня. Мне кажется… я помню, что видел, как какое-то существо вынимало из меня кишки… обращалось как с какими-нибудь веревками. Все в крови. Мне кажется, они выпотрошили меня полностью… а внутрь сунули что-то совсем другое…

– У меня тоже в затылке эта штуковина.

– Да нет… нет. У меня все гораздо круче. Гораздо круче, – с нажимом повторил Рэткофф, а потом перешел почти на шепот: – Эта штука легко может свести человека с ума. Понимаешь?

– Понимаю, – ответил Джефферсон.

– Тихо! – сказал Воуп. – Ваша болтовня меня писает.

– А ты лучше следи за своим языком, – осмелев, сказал Джефферсон. – Хочешь сойти за человека, научись правильно говорить.

Вдобавок эти немигающие глаза… сразу видно, что не человек. Выходит, горгонцы не такие уж умные, как о себе мнят, если так плохо маскируются.

Но едва в голове Джефферсона мелькнула эта мысль, как затылок пронзила боль, несильная, как щипок, и по нервам мгновенно пробежал жар: ему дали понять, кто хозяин, а кто раб.

Они прошли уже почти половину следующей улицы, как вдруг со стуком открылась какая-то дверь. Из полуразрушенного дома появились двое худых бородатых мужчин с винтовками.

– Стой! Не двигаться! – приказал тот, что повыше ростом. – Ни шагу дальше, мистер!