Алексей Ар - Сезон охоты

Фогос — мир пылевых бурь и красного неба. Морщинистые скальные пейзажи, иссеченные ветром долины и цилиндрический тюремный комплекс, что двадцатиметровой башней рассекал нескончаемые потоки песка. Сквозь темно-багровые вихри проступали монолитные стены, чаши биоискателей, антенны даль-связи, делавшие здание похожим на рогатого монстра. Удивительно как ветры пощадили технику, не оставив только гладкий железобетонный каркас. Системные власти Арктура постарались на славу: высший уровень защиты, клетка природных условий и закрытая гравитрековая линия, по которой перевозили заключенных от космопорта до тюремного периметра, — единственная нить, связующая землю обетованную и оплот мрака

Николай вспомнил легкую вибрацию транспортной капсулы и картину в узком как бойница окне — пространство цвета крови, тусклый свет, приземистый силуэт башни… Видимые размеры тюрьмы его не обманули — строение уходило вглубь планеты минимум на сотню уровней — вплоть до энталовых рудников, на которых осужденные трудились во славу арктурианского могущества. Власти никогда не забывали о самой дешевой в галактике рабочей силе. Долг перед арктурианским обществом должен быть оплачен и, желательно, в тройном размере,

Николай так и не успел вкусить прелестей шахт. В первые же дни ему пришлось доказывать троим сокамерникам, что он не являлся мальчиком для развлечений — ни спереди, ни сзади. По результатам короткой ураганной стычки охранка упекла его в карцер — пещеру, грубо вырубленную в скале, — на три месяца.

Заскрежетало оконце пищедоставки в бронированной двери камеры, тихо звякнул поднос. «Каша, вода, пятьдесят грамм хлеба». — Николай досконально изучил меню. Тюремное начальство не жаловало обилие еды — так, лишь бы заключенные смогли держать в руках пневмоотбойник и не дохли как мухи.

Нащупав в темноте миску, Николай принялся неторопливо завтракать; по его расчетам за пределами стен царствовало утро… Но он мог и ошибаться.

— Мог, не мог. — С недавних пор ему нравилось разговаривать вслух. Он кашлянул — тело напомнило хозяину о том, что охотничьи резервы не безграничны.

«Еще месяц», — успокоил себя Николай. Месяц, полный тягостных мыслей, скудной пищи и физического истощения. Борьба за жизнь утомляла, но сдаться означало подарить врагам тост. Охотник терпел — мерил карцер шагами, бормотал неприличные стишки и усмехался вопреки. В безвременье нашел маленький каменный осколок в углу и попытался рисовать на стене. В темноте любая царапина — шедевр. Тихий мерный скрежет каменной крошки успокаивал. Пальцы ныли.

…Грохот дверной плиты и яркий поток света ударили своей неожиданностью. Прикрыв глаза руками, он демонстративно испуганно спросил:

— Кто здесь?

— Ты плохо смотришься, — сказал невидимый охранник.

— А мне нравится.

— Остряк. — Грубые пальцы стиснули предплечье заключенного. — Тебя переводят на нулевой уровень, чтобы значит не бегать лишний раз до рудников. Ха-ха… Пару метров и ты дома.

— Очень любезно с вашей стороны. — Николай усиленно моргал: необходимо увидеть хоть что-то… Вроде бы сверху проступили неясные пятна — располагаясь через каждые два метра, освещали коридор. «Плафоны. — Он опустил взгляд. — И кольцевой коридор».

Решетка пола, осевая бездна тюрьмы, далекие огни подземных коммуникаций, сновавшие вверх-вниз кабины… Николай остановился на краю пропасти и тут же был запихнут в подъемник. Начался нескончаемый спуск, тусклые секционные фонари отмеряли метр за метром. Уныло скрипели тросы.

В новой камере его встретила пыль, запахи смазки, непонятные шорохи и седовласый мужчина лет семидесяти. Он рухнул на койку. От одиночества необходимо отвыкать.

Захлопнулась дверь, щелкнул блокиратор. Почесавшись, Николай обратил внимание на соседа. Старик, по первому впечатлению, немного странный — просто образец умиротворенности, которой априори не достичь в арктурианских застенках. Он сидел, обматывал тряпками водопроводную трубу и что-то насвистывал — эдакий отринувший проблемы пенсионер. Почувствовав взгляд сокамерника, обернулся. Улыбка добавила на его лицо морщин.

— Латом Садаранк, — представился он скрипучим голосом.

— Ник Рос. — Охотник внезапно согнулся; боль полоснула огненным клинком. Какая-то зараза пробралась в организм и упорно не хотела даровать покой. Сдерживать тело клещами воли становилось все трудней.

Немного подумав, Латом переместился к своей лежанке, достал из-под рваного матраца замусоленный сверток и развернул обертку. Хлеб.

— Ешь.

— Тебе нужнее. — Николай кивнул. Он еще не старик. Он справится — во славу охотничьей подготовки.

— Да ты посмотри на себя, парень. — Садаранк бережно разместил хлеб рядом с соседом. — Я и то выгляжу лучше. — Он вернулся к ремонту. — Протекает, зараза.

— Помочь?

— Ты ешь давай…

— За что тебя? — Николай на секунду забыл о негласном правиле Фогоса: никаких вопросов о прошлом. Латом улыбнулся в ответ… Разобравшись с подачей воды, вернулся на нары, мирно глянул на сокамерника и пояснил:

— Убийство. Двойное.

— А…? — Рос осекся. Зря полез в чужие дела.

— Мы жили на Броке, планетка такая в девяносто восьмом секторе — арктурианская провинция, если угодно. Я, мой сын Этан и… — Садаранк умолк на долгую минуту. — Этана убили накануне свадьбы. Прислали мне его безымянные пальцы… Я нашел убийц — двоих фабрикантов, крупные шишки в концерне «Алдар» — и пристрелил. На это мне потребовалось девять лет.

Несколько секунд Николай ждал окончания истории — предсказуемой развязки.

— Мне хорошо теперь, — сказал Латом. — Ты веришь в справедливость, Ник?

— В какую из них? — спросил Охотник. В галактике осталось мало того, во что он верил. Вера истончалась с каждым часом, днем — наступит миг, когда она окончательно иссякнет, и тогда родится монстр. Или же смерть приберет к рукам опустошенную тушку.

— Этан любил рисовать… На тюремном контроле у меня отобрали листок с его рисунком…

— Я лягу спать. — Николай устроился на лежанке. Ему вдруг захотелось оказаться в Мегосе — на товарной станции, перед неразгруженным вагоном. Почувствовать ногами шаткость сходней, вдохнуть железнодорожные запахи, услышать гудок тепловоза… И проснуться.

***

Кусок породы мягко упал на россыпь эталовой обманки, едва не зацепив колено новоиспеченного шахтера. Отодвинувшись, Николай сглотнул: в горле пересохло от жары и пыли. Ему нестерпимо захотелось распрямиться, окунуться в прохладу, сделать пару глотков любой жидкости и выбросить пневмоотбойник, из-за которого он до сих пор чувствовал дрожь в руках.

— Работать, скот! — Бригадир смены — заключенный, отмеченный добрым расположением охранников, — прервал беседу с подручными шестерками, чтобы всыпать неизвестному в профилактических целях. Да и кулаки чесались.