Кристофер Паолини - По ту сторону звезд [litres]

Так оно и шло. Воробей гоняла Киру в хвост и гриву, а Кира все пыталась держать себя в руках.

После часа таких усилий пот с лица тек ручьями, и чувствовала она себя такой же измученной, какой выглядела Воробей.

– Ну как я справляюсь? – спросила она, отскребывая себя с палубы.

– Тебе не стоит смотреть триллеры, вот все, что я могу сказать, – ответила Воробей.

– А!

– Что? Рассчитывала на печеньки и комплименты? Ты не сдаешься. Не сдавайся и впредь – и, может быть, однажды сумеешь произвести на меня впечатление. – Воробей легла на скамейку и прикрыла глаза. – Теперь все зависит от тебя. Ты знаешь, что тебе нужно делать, пока мы будем в заморозке – лежать трупами во льду.

– Буду продолжать тренировки.

– И не потакай себе.

– Не стану.

Воробей приоткрыла один глаз и улыбнулась:

– Знаешь что, Наварес? Я тебе верю.

Следующий час прошел в лихорадочных приготовлениях. Кира помогла Вишалу погрузить в сон корабельных животных. Затем Виложку и мистера Пушистые Панталоны уложили в маленькую криокамеру – как раз на них двоих.

Вскоре прозвучало оповещение о перегрузке, и «Рогатка» выключила двигатели, чтобы максимально охладиться перед переходом предела Маркова.

Поблизости от них «Дармштадт» проделывал те же маневры, его алмазные радиаторы блестели в тусклом свете местной звезды.

Системы «Рогатки» отключались одна за другой. Внутри корабля становилось все прохладнее и темнее.

Четверо моряков первыми отправились в криокамеры, установленные в трюме. Они попрощались и исчезли из внутренней сети корабля, погрузившись в подобное смерти оцепенение.

Затем настала очередь энтропистов. У них в каюте имелись собственные криокамеры.

– Мы отправляемся…

– …в наши гибернакулы. Благополучного путешествия, узники, – сказали они перед тем, как отключиться.

Кира заглянула в убежище от радиационных бурь, где собрались все члены экипажа. Оно было расположено в самом центре корабля, прямо под рубкой и рядом с запечатанным помещением, где находился бронированный саркофаг – «ореховая скорлупка» Грегоровича.

Кира задержалась в дверях, беспомощно наблюдая за тем, как Воробей, Хва-Йунг, Триг, Вишал и Нильсен раздевались до трусов и укладывались в камеры. Крышки закрылись, и через несколько мгновений камеры затуманились изнутри.

Фалькони остался последним.

– Справишься одна? – спросил он, стягивая рубашку через голову.

Кира отвела глаза:

– Думаю, да.

– Когда Грегорович отключится, за курсом и системами жизнеобеспечения будет следить искусственный интеллект Морвен. Но если что-то пойдет не так, разбуди любого из нас, не стесняйся.

– Ладно.

Он развязал шнурки на ботинках, снял их, сунул в шкафчик.

– Серьезно. Даже если просто понадобится с кем-то поболтать. Мы по-любому несколько раз будем выходить из сверхсветового.

– Если понадобится, так и сделаю, честное слово.

Она оглянулась и увидела, что Фалькони разделся уже до трусов. Капитан оказался сложен крепче, чем ей представлялось: грудь колесом, широкая спина, мощные бицепсы. Очевидно, со штангой в трюме упражнялись не только Воробей и Хва-Йунг.

– Хорошо.

Уцепившись за стену, он подплыл к ней. Вблизи Кира почувствовала запах его пота – чистый, здоровый. Грудь покрывала густая поросль черных волос, и на миг – всего на миг – Кира вообразила, как зарывается в нее пальцами.

Фалькони поймал ее взгляд и посмотрел ей прямо в глаза:

– Еще одно. Поскольку ты остаешься единственным бодрствующим человеком на борту…

– Я постараюсь особо не бодрствовать.

– Но все же ты будешь куда более функциональна, чем любой из нас. Так что я назначаю тебя исполняющей обязанности капитана «Рогатки» на время нашего криосна.

Кира удивилась. Попыталась что-то возразить. Передумала. Попробовала снова:

– Ты уверен? После всего, что со мной было?

– Уверен, – твердо ответил Фалькони.

– Значит, я тоже теперь член экипажа?

– Пожалуй, да. По крайней мере, в этой экспедиции.

Кира обдумала его предложение.

– Каковы полномочия исполняющего обязанности капитана?

– Их немало, – сказал Фалькони, подходя к своей криокамере. – Ты получаешь доступ к определенным системам. И можешь переключить управление на себя. Пригодится в экстренном случае.

– Спасибо за доверие.

Он кивнул:

– Постарайся не загубить мой корабль, Наварес. Это все, что у меня есть.

– Не все, – возразила Кира, жестом охватывая соседние криокамеры.

Легкая улыбка скользнула по лицу Фалькони.

– Да, еще они.

Кира смотрела, как он ложится в камеру, втыкает в руку иглу капельницы, закрепляет электроды на голове и груди. Фалькони кинул прощальный взгляд на Киру и слегка ей отсалютовал:

– Увидимся при свете незнакомой звезды, капитан.

– Да, капитан.

Крышка камеры закрылась, и воцарилось молчание.

– Остались только я и ты, головастый, – произнесла Кира, оглянувшись на саркофаг Грегоровича.

– И это пройдет, – ответил разум корабля.

Четырнадцать минут спустя «Рогатка» вошла в сверхсветовое пространство.

Кира наблюдала переход на мониторе в своей каюте. Только что корабль окружало поле звезд – а в следующий момент появилось темное зеркало, идеальный шар.

Долгий безмолвный миг Кира созерцала отражение корабля, потом выключила монитор и скрестила руки на груди.

Наконец-то на пути к цели.

Снаружи от «Рогатки» параллельным курсом летел «Дармштадт», укрытый в собственном энергетическом пузыре. Коммуникации между кораблями в сверхсветовом пространстве были возможны, но затруднены: передача данных шла медленно и с потерями, а поскольку они опасались привлечь внимание медуз или еще кого-то, кто мог подслушивать в космосе, то лишь изредка обменивались короткими сигналами, чтобы сверить взаимное положение кораблей.

Внутри «Рогатки» было очень тихо, как Кира и опасалась. Она проплывала по темным коридорам, чувствуя себя скорее призраком, чем человеком. Грегорович все еще бодрствовал и болтал: шепчущее присутствие, наполнявшее корпус корабля, но жалкая замена общению лицом к лицу с другим человеком. Но и жалкая замена лучше, чем никакой, и Кира была рада и такой странноватой компании. Увы, разум корабля тоже должен был погрузиться в криосон. Разросшийся мозг производил больше тепла, чем все тело обычного человека. Но Грегорович пообещал:

– Я подожду с тобой, Царица Щупалец, пока ты не уснешь, а тогда я тоже погружусь в забвение.

– Теперь мы оба заперты в ореховой скорлупе, верно?