Роб Сандерс - Архаон Вечноизбранный [СИ]

— Как вам будет угодно, — сказал Дагоберт.

— Шаллия знает, — сказала жрица, — это опасно. Он мог потерять больше, чем зрение — и уже потерял его. Ты возьмешь на себя ответственность?

— Да, — медленно произнес Дагоберт. — Да, я так и сделаю.

Выбрав пару щипцов, которые вполне уместились бы на полке кузнеца, жрица погрузила их в развороченную глазницу и попыталась ухватить торчащий из неё осколок. Как только металл щипцов задел камень, рука Кастнера взметнулась вверх, отбрасывая запястье Арабеллы и щипцы от его глаза.

— Что ты там делаешь?! — прорычал храмовник, его второй глаз корчился в глазнице, а взгляд блуждал по комнате, как испуганное животное.

— Дидерик, — успокоил его Дагоберт. — Дидерик, это я. Тебя привели в храм.

Когда храмовник поднял голову и огляделся, он вперил в Арабеллу и Жизель испепеляющий взгляд, а затем отпустил запястье Арабеллы.

— Я тебя совсем не знаю.

— Это леди Арабелла, новенькая в убежище Шаллии от Ховельхофа, — сказал Дагоберт. — А это Жизель из Хаммерфолла. Она привела Эмиля к нам, слава Основателю. Она сказала, что ее послал ты.

Кастнер впился в Жизель своим пристальным взглядом, заставив сестру-послушницу вздрогнуть от его настойчивого внимания.

— Да, — сказал он наконец. — Ты там была.

— Мы ждали тебя, — сказал Дагоберт. — Прошло уже несколько дней.

Кастнер снова лег, потом повернул голову к забинтованному Эмилю.

— А он справится?

— Леди Арабелле не нравятся его шансы здесь, в провинции, — сказал Дагоберт.

— Он нуждается в помощи хосписа в Альтдорфе, — сказала жрица. — Как и ты.

— Я не поеду в Альтдорф, — сказал ей Кастнер.

— Рана вашего глаза требует извлечения причиняющего боль предмета, — сказала ему Арабелла. — Я не лгу тебе. Будет больно.

— Я познал боль.

— Очень много боли, — сказала жрица.

— Тогда оставь это в покое.

— Он загноится и убьет тебя. Ты будешь убит изнутри, добрый храмовник. Ты бы хотел этого? Умереть в постели во время лихорадки и бреда. Не тот конец, о котором мог бы молиться рыцарь Зигмара.

— Делай, что должна, — мрачно сказал Кастнер.

— Сначала ты должен потерять сознание, — сказала ему Арабелла. — Отец Дагоберт, пожалуйста, принесите нам бутылку вашего самого крепкого спиртного.

— Ну, я…

— Давайте, Отец. Бог-Король хвалит алкоголь как дар — если им пользуются в здравии, мире и умеренности. В конце концов, это целебная цель.

— Хватит, — сплюнул Кастнер. Он пристально посмотрел на жрицу. — Просто вытащи его. Даже если это будет так больно, как ты говоришь, я выдержу.

— Как тебе будет угодно, сын мой, — сказала ему Арабелла. — Держите его крепче.

Когда громадная фигура Берндта прижала изломанное тело рыцаря к полу, а Дагоберт прижал его череп к койке, Жизель нависла над ним.

— Что я могу сделать? — сказала девушка.

— Возьми это, — сказала леди Арабелла, протягивая ей горсть чистых тряпок. — Будет кровь.

Снова взяв в руки щипцы, Арабелла почувствовала, как рыцарь внезапно навалился на них. Его тело содрогнулось, и мрачный стон вырвался из его сжатых губ.

— Держите его, — приказала жрица. Она взяла острие осколка, который все еще торчал немного дальше от развороченного глаза, и попыталась извлечь его. Стоны превратились в рев и вопли, когда жрица использовала всю свою силу и умение, чтобы вытащить камень из черепа. Дагоберт прижал Кастнера к земле, его лицо было мрачной маской заботы и решимости. Кровь струилась по щеке храмовника, а Жизель изо всех сил пыталась остановить этот поток. Вскоре собравшиеся были покрыты кровью рыцаря, их руки были скользкими от его крови.

— Держите его, — проворчала Арабелла, чувствуя, как ее раздражение берет верх.

— Я пытаюсь, — огрызнулся Дагоберт. — Он такой сильный. Девочка, помоги мне здесь, — сказал жрец Зигмара Жизели. Койка уже была залита кровью.

— А почему он не выходит? — спросила Жизель, и крики Дидерика пронзили ее насквозь. — Мой брат однажды заставил отца вытащить ржавый гвоздь из его ноги. Ему было больно. Он погас, как свеча.

— У него сильная воля, — пробормотала Арабелла, не меньше взволнованная скрежещущей болью рыцаря. — Надо отдать должное.

Даже когда Дагоберт и сестра-послушница все еще держали его голову неподвижно, жрица не могла избавиться от заразительного присутствия осколка. Камень, казалось, застрял в кости впадины, а также глубоко вонзился в череп. Даже ее телесные попытки вывернуть осколок камня на свободу, вызвав у Кастнера самый жуткий вой, который она когда-либо слышала от пациента, не смогли сдвинуть его с места.

Когда крики рыцаря наконец утихли — к всеобщему облегчению — жрица подумала, что сможет оказать большее давление, но, несмотря на все ее усилия, каменный осколок остался на месте. Наконец она откинулась назад, позволяя напряжению в плечах уйти. Она, казалось, была в шоке.

— Ты что, сдаешься? — спросил Дагоберт.

— Богиня запрещает причинять вред от ее имени, — сказала Арабелла, и лицо ее было почти таким же белым, как у ее пациента.

— Ты сказала, что он подхватит инфекцию, если камень оставить, — возразил Дагобер. — Ты сказала, что он умрет.

Арабелла перевела взгляд с Дагоберта на Жизель и Берндта.

— Он уже мертв, — сказала жрица Шаллии, убирая свою руку с его груди. Дагоберт повернулся и приложил ухо к сердцу Кастнера. Там не было никакой жизни, которую можно было бы найти. — Я оскорбила свою госпожу, — сказала Арабелла. — Я должна загладить свою вину, — она встала с койки. — Мне очень жаль, Иеронимус, но теперь я должна вас покинуть.

Дагоберт поднял ухо от перепачканной кровью груди Кастнера.

— А как же Эмиль? — с несчастным видом сказал священник, думая о чем-то другом.

— Я отвезу своих пони обратно в Ховельхоф, — сказала она, — и оставлю вам повозку из хосписа. Я больше ничего не могу для него сделать. Отведите мальчика в храм Шаллии в Альтдорфе. Если он переживет это путешествие, Верховная жрица позаботится о нем там. Когда Арабелла ушла, Дагоберт снова повернулся к безжизненному телу Кастнера. Он наклонился и поцеловал рыцаря в лоб. Даже сейчас, в окровавленном трупе воина перед ним, жрец мог видеть мальчика, которого он вырастил.

— Девочка, — сказал Дагобер, поднимаясь на ноги.

— Да, Отец? — ответила Жизель, и напряженное выражение подростковой неприязни и раздражения исчезло с ее лица.

— Разденьте и обмойте тело для последнего обряда, — с трудом выговорил священник, словно выдавая каждое слово. Жизель медленно кивнула. Она вытащила молот Зигмара на цепочке из своей одежды — простой знак ее простой веры — и поцеловала серебро. — Я должен послать весточку Великому Теогонисту Лютценшлагеру и Великому Магистру Шредеру из Ордена Рыцарей Двуглавого Светила, — продолжал Дагоберт. — Берндт, ты пойдешь вперед в храм и капитул с моими посланиями. Они узнают, что один из их лучших учеников и воинов — истинный сын Зигмара — сегодня потерян для нас.