Роб Сандерс - Архаон Вечноизбранный [СИ]

Казалось, целую вечность Кастнер наблюдал за тем, как их путь обрывается за фургоном. Вот почему он точно знал, что они направляются в Рейкланд. Он чувствовал извилистую тропу Суденпасса, ухабы и хруст на Флашгангской Дороге и грохот, когда они пересекали хорошо проторенные перекрестки Старого Леса. Он видел, как деревья менялись и даже исчезали на какое-то время, когда они проезжали мимо кишащих разбойниками Вайсских Холмов. Время от времени он подглядывал за одной из многочисленных индивидуальных ферм и деревушек на пути следования. В некоторых крестьяне заглядывали с жутким любопытством. Не слишком близко — на случай, если фургон хосписа везет кого-то заразного — но достаточно близко, чтобы увидеть причудливость ужасающе раненых, почти мертвых и умирающих. Кастнер видел, как на их лицах отразилось то же разочарование. Он был из тех уродов, которых они не видят. Та самая мерзость, которая скрывала свою истинную форму и лишала болезненно любопытных тошнотворного трепета.

Однако Кастнер с омерзительным любопытством наблюдал сквозь занавески, как фургон проезжает через большие деревни. Он хорошо знал три города, через которые они проезжали: Бергендорф, Хеденхоф и Герцен-на-реке. Он знал звуки деревенской жизни, певучую мелодию Хохландена и суету движения на перекрестках — тяжелые грузы двигались на север и юг, полки маршировали с востока на запад по старой лесной дороге, как в Форт Шиппель, так и из него. Рыцарь не узнал бы деревень, через которые проезжала повозка, направляясь на юг. Улицы были мертвы, если бы не слёт воронов. В ноздри ему ударил дым, и на пересохшем языке он ощутил медный привкус свежей смерти. Он знал разрушение, не видя его. Не ужас зверолюдей или зеленокожих из леса. Их потребности были их собственными. Кастнер ощущал абсолютную резню. Послание во время резни. Здания горели. Земля глубоко напилась невинной крови. Изуродованные тела были разложены и повешены, как тотемы уничтожения. Предупреждение для всех, кто теперь будет бояться ступить туда, где заклятый враг оставил свои нечестивые дела. Только рабы тьмы действовали таким образом. Гибельный рок с севера. Воины Хаоса.

Ночь вторглась в фургон хосписа. Воцарилась какая-то безлунная тьма. Он слышал тихое шипение деревьев за окном, но не видел их, потому что задняя часть фургона была обращена в другую сторону. Драквассер весь хлюпал и чавкал вокруг него. Кастнер слышал его расширяющиеся берега и беспрепятственный бриз, дующий с одиноких холмов, которые закат располагал на Западе. Все это и плавность движения повозки по изношенным колеям Драквассер Роад сказали храмовнику, что они находятся где-то между Флашфуртом и фортом Денк, где тропа расширяется, позволяя разбить лагерь вне линии деревьев. Слух рыцаря — растущий вместе с другими его чувствами — притягивал к нему потусторонний мир. Он слышал огонь — и это, казалось, подтверждала тусклая чернота снаружи. Он слышал шипение вертела, и запах горелого мяса вызывал сильный голод в его животе, как струны инструмента. Он был голоден, так как в предыдущие дни с его губ не сходило ничего, кроме жидкости — воды и небольшого количества бульона — из страха задохнуться. Где-то поблизости бродили лошади. Кастнер слышал тихий стук их сердец и журчание горячей крови в жилах. Они фыркали и легонько пинали землю, их хвосты возбужденно шуршали вокруг них. Что-то их беспокоило.

Скорее всего, это был Эмиль. Иссохшие стоны сквайра становились все более настойчивыми. Несмотря на то, что бедный мальчик был без сознания, он все больше осознавал свои страдания и то немногое, что можно было сделать, чтобы облегчить их. Кастнер видел обломки, оставленные сворой собак. Фургон был наполнен тошнотворным зловонием сквайра, которое из-за постоянных стонов и отсутствия разговоров делало Эмиля плохим попутчиком. По крайней мере, он мог двигаться — если судить по колышущимся покровам, периодам сильной дрожи и случайному шлепку перевязанной конечности. Кастнер сочувствовал мальчику и чувствовал ответственность за него. Возможно, он чувствовал бы себя лучше, если бы не его собственные мрачные перспективы. Боевое стадо и все те губительные мерзости, которым они приносили жертвы, едва не прикончили их обоих. Кастнер был совершенно уверен, что они проводят свои последние часы вместе в задней части фургона хосписа.

Звуки, как внутри фургона, так и вокруг него, стихли. Рыцарь сосредоточился еще сильнее. Это причиняло боль — как будто его уши кровоточили — но крошечные детали за ними становились его собственными. Грызня мышей в траве. Личинки буравят древесину ближайших деревьев. Неуловимый скрип камней, разрастающихся вокруг костра. Подобно сокрушительному треску могучей лиственницы или вяза, Кастнер слышал, как переворачиваются страницы книги. Высохшая кожа обложек томов впитывала липкость рук, державших их. Страницы — хрустящие от старости и грубые, как южный пергамент — терлись друг о друга с древним шипением. Рыцарь слышал, как чернила столетней давности все еще сохнут в жутких строках букв на странице.

Послышались голоса. Раздробленность сознания в объеме и ясности, с которой они пришли к Кастнеру. Горст бормотал где-то вдалеке гулкие безумства, издали наслаждаясь костром. В то время как его лицо-клетка и цепи гремели, а жгуты тихо кровоточили и впитывались в грязные лохмотья на спине, фанатик говорил о том, кого Кастнер считал потерянным для него. Человек, который стал королем. Король, который стал богом. Зигмар… сознание Кастнера горело от желания услышать имя Молотодержца, но это была старая боль — вспомнившаяся и желанная.

— Я ничего не понимаю…

— … все это…

— … все это…

Новые слова вторглись на сцену и эхом отозвались в пещерной пустоте мыслей Кастнера. Девичий голос: певучий, грубый от косности, нежный с подростковых лет. Непрерывный. Неприученный. Нетронутый. Раздражающая дерзость юности, которую нужно укротить. Рыцарь вспомнил: пленница. Сестра-послушница. Жизель — Сестра Императорского Креста. Девушка из Хаммерфолла. Кастнер упивался страхом и неуверенностью ее слов.

— Я не уверена, что кто-то когда-то должен был…

Кастнер узнал голос из своего детства. Теплый рокот отца Дагоберта. Он слышал хриплый скрежет подбородков священника и тяжесть, которую тот нес на своем животе, в свою очередь, властно перенося тяжесть своих слов. Несмотря на это, рыцарь почувствовал сладкую нотку сомнения в словах священника. Это было похоже на пятно от собранных фруктов на ноже. Это должно было быть ответом. Утешение — но это было совсем не так.

Кастнер услышал, как священник выбрал еще один том из кипы, греющейся у огня. Скрип открывающегося корешка. Шепот страниц. Священник что-то советовал. Сравненивал. Перекрестные ссылки. Мир замер вдали. Только разговор имел значение. Откровенный обмен приглушенными словами сквозь треск пищи и огня, услышанный Кастнером, как будто он тоже сидел там.