Александр Нагорный - Грегорианец. Четвёртый [СИ]

— В самом деле, ваше величество, мне понятно ваше отчаяние. Несчастье велико. Но, мне кажется, у вас осталось довольно много верных загонщиков?

— И никого, кто мог бы обучить их. Проффессионалы вымирают. Я один ещё владею искусством охоты. После меня все будет кончено. Будут охотиться с помощью капканов, западней и киберов! Если бы только мне успеть подготовить учеников… Но нет, господин кардинал не дает мне ни минуты покоя, твердит об Инсэктоидах, твердит об Рептилоидах из империи Рош!.. Да, кстати о кардинале, господин Вельер, я вами снова недоволен.

Полковник только этого и ждал. Он давно знал императора и понял, что все его жалобы служат лишь предисловием, чем-то вроде возбуждающего нейростимулятора, в котором он черпает решимость. Только теперь он заговорит о том, о чем готовился заговорить.

— В чем же я имел неосторожность провиниться? — задал вопрос Вельер, изображая на лице величайшее удивление.

— Так-то вы выполняете обязанности? — продолжал император, избегая прямого ответа на слова гостя. — Разве для того я назначил вас командующим имперским легионом, чтобы подчиненные убивали людей? Чтобы они подняли на ноги целый квартал и чуть не сожгли плазмой весь Гранж? И вы ни словом не заикнулись об этом! Впрочем, — продолжил, — я, верно, напрасно сетую на вас. Виновные, вероятно, уже за решеткой, и вы явились доложить мне, что над ними учинен праведный суд.

— Отнюдь, ваше величество, — спокойно парировал полковник, — я пришел просить суда у вас.

— Над кем интересно? — воскликнул император.

— Над гнусными клеветниками, — пожал плечами Вельер.

— Весьма оригинально! — удивился хозяин. — Не станете ли вы отрицать, что ваши три безбашенных отморозка Клерика, эти Шосс, Басс и Росс, вместе с этим грегорианским молодцом, как бешеные накинулись на несчастного Готэма и отделали его так, что он сейчас, наверняка близок к последнему издыханию? Не станете ли вы отрицать, что они вслед за этим осадили резиденцию герцога Лау Рема и собирались поджечь её, пусть в дни войны, это было бы не так уж плохо, ибо дом этот, как настоящее гнездо антропоидов, но в мирное время это могло бы послужить крайне дурным примером! — он сделал паузу, ожидая реакции на монолог. — Так вот, скажите, не собираетесь ли вы все это отрицать?

— И кто же поведал вашему величеству эту сказку? — все так же сдержанно произнес полковник.

— Кто же, как не тот, кто бодрствует, когда я сплю, кто трудится, когда я забавляюсь, кто правит всеми делами внутри страны и за ее пределами в Гранжире?

— Его величество, по всей вероятности, подразумевает господа бога, — произнес Вельер, — ибо в моих глазах только он может стоять так высоко над вашим величеством.

— Отнюдь, я имею в виду опору империи, моего единственного слугу, единственного друга господина кардинала.

— Господин кардинал, это далеко не конечная инстанция.

— Что вы хотите этим сказать?

— Лишь то, что непогрешим лишь один бог и что эта непогрешимость не распространяется на кардиналов.

— Вы хотите сказать, что он нагло лжёт, и предает меня? Следовательно, вы обвиняете его? Ну, скажите напрямую, признайтесь!

— Нет, не так, ваше величество. Однако я говорю, что сам он введён в заблуждение. Я говорю, что ему сообщили ложные сведения. Я утверждаю, что он поспешил обвинить Клериков вашего величества, к которым несправедлив, и что черпал он информацию из дурных источников.

— Обвинение исходит от господина Рема, от самого герцога.

— Я мог бы ответить, ваше величество, что герцог слишком близко принимает к сердцу это дело, чтобы можно положиться на его беспристрастие. Но я далек от этого, ваше величество. Я знаю герцога как благородного и честного мужа и готов положиться на его слова, но только при одном условии…

— При каком же?

— Я бы хотел, чтобы ваше величество призвали его к себе и лично расспросили, с глазу на глаз, без свидетелей, и чтобы я был принят вашим величеством сразу же после ухода герцога.

— Вот как? — заинтересовался император. — И вы полностью положитесь на то, что скажет господин Лау Рем?

— Абсолютно, ваше величество.

— И вы подчинитесь его суждению?

— Естественно.

— И согласитесь на любое удовлетворение, которого он потребует?

— Вновь отвечаю согласием, ваше величество.

— Лау Шерье! — крикнул Император!

Доверенный камердинер Валтимора всегда дежуривший у дверей, вошел в комнату.

— Любезный, — обратился к вошедшему император, — пусть сию же минуту отправятся за господином Лау Ремом. Мне нужно сегодня же вечером поговорить с ним.

— Ваше величество дает мне слово, что между Ремом и мной более не примет никого? — переспросил полковник.

— Никого.

— В таком случае, до завтра, ваше величество.

— До завтра.

— В котором часу ваше величество прикажет?

— В каком вам удобно.

— Но я опасаюсь явиться слишком рано и разбудить ваше величество.

— Разбудить? Да разве я сплю? Я больше не сплю. Дремлю изредка, вот и всё. Приходите так, как захотите, хоть в семь часов. Но берегитесь, если ваши Клерики виновны!

— Если мои Клерики виновны, то будут преданы в руки вашего величества, и вы изволите поступить с ними так, как найдете нужным. Есть ли у вашего величества еще какие-либо пожелания? Я слушаю. Я готов повиноваться.

— Нет, нет. Меня не напрасно зовут Валтимором. До завтра, до завтра.

— Бог да хранит ваше величество!

Как плохо ни спал император, Вельер в эту ночь спал еще хуже. Он с вечера послал сказать всем трем легионерам и их товарищу, чтобы те были у него ровно в половине седьмого утра. Он взял их с собой во дворец, ничего не обещая им и ни за что не ручаясь, и не скрыл, что их судьба, как и его собственная, висит на волоске.

Войдя в малый подъезд, он велел ждать. Если император все ещё гневается, они смогут незаметно удалиться. Если же согласится их принять, товарищей позовут.

В личной приемной императора полковник увидел Лау Шерье, который сообщил, что вчера вечером не удалось застать герцога Рема дома, что, когда тот вернулся, было уже слишком поздно являться во дворец, что герцог сейчас только прибыл и в эту минуту находится на аудиенции.

Последнее обстоятельство оказалось очень по душе Вельеру. Он мог быть уверен, что никакое чуждое влияние не успеет сказаться между уходом Рема и его собственной аудиенцией. Действительно, не прошло и десяти минут, как двери распахнулись, и полковник встретил увидел де герцога, выходившего из кабинета. Герцог направился прямо к нему.

— Господин Лау Вельер, — заговорил первым, — его величество вызвал меня, чтобы узнать все подробности о случае, происшедшем возле моей резиденции. Я поведал ему правду, то есть признал, что виновны были мои люди, и что я готов принести вам извинения. Раз я встретился с вами, разрешите мне сделать это немедленно, и прошу вас считать меня всегда в числе ваших друзей.