Юрий Нестеров - Профессионариум. Антология фантастических профессий [сборник litres]

– Ты ведь не поверил моей болтовне, правда? Всё это я выдумала, чтобы удержать твоё внимание. Но ведь получилось же. Да, я не еврейская девочка с фантазиями. Мой папа русский, а мама испанка. Я никогда не занималась музыкой и не слонялась по фронтиру с пиратами. Ты не узнаешь, чем всё кончилось, потому что я не успела выдумать. И не выдумаю уже никогда. Я энигмастер, моя работа – решать задачи, у которых нет решения. Была поставлена задача: спасти сорок восемь человек на борту разбитого космического аппарата в Тёмном Царстве. И я решила эту задачу, прибегнув к обману и манипуляции. Но ведь ты простишь меня, правда, правда?

– Я не сплю по ночам. Это не обычная бессонница, которая иногда случается у всякого. Дело в том, что я вовсе не могу спать. Словно бы эти девятнадцать часов не истекли, а тянутся, тянутся и никак не могут закончиться. Я так не хочу, я так не могу. Если это продолжится, я сойду с ума.

– Конечно, я была у доктора. У меня прекрасный психомедик, Игорь Иванович Касаткин. Он специализируется на неврозах у людей экстремальных профессий. Почему-то считается, что быть энигмастером – опасное занятие. Игорь Иванович сказал, что субъективно я здорова. У меня хороший аппетит, адекватные реакции. Лёгкая заторможенность вполне объяснима пережитым стрессом. И непонятно, почему я перестала спать.

– Ты славный, ты сильный. Ты сильнее всех людей, кого я знала. Наверное, выражение «как за каменной стеной» придумано о таких, как ты. Но дело в том, что я люблю другого человека. Вы с ним совершенно не похожи. Он старше меня, и он очень умный. Я хочу говорить с ним, слушать его и быть рядом, даже когда он молчит. И старательно молчать в ответ… как ты уже знаешь, для меня это тяжкое испытание. Это чтобы не выглядеть глупой. Хотя рядом с ним кто угодно выглядел бы глупо.

– Понимаешь, я не дурочка. Мужчинам нравится быть умнее и сильнее. Сильнее – пожалуйста, я не против. Но быть умнее меня… это нужно постараться. Я не хвастаюсь, мне самой это доставляет кучу хлопот. Но я умная и никогда не стану это скрывать.

– Человеку, которого я люблю, со мной проще других. С высоты своего опыта он, наверное, и не подозревает, что я чем-то выделяюсь, что я ближе к нему, чем прочие. Точно так же и мне проще с ним. Я могу молчать, могу говорить, но у меня никогда не возникнет нужды в притворстве. С ним я просто могу быть собой. И быть уверенной, что его это нисколько не бесит.

– Иногда он ведёт себя как сущий идиот. Однажды он… Хотя неважно. Как ребячество сочетается в нём с умом и здравым смыслом? Мне никогда не понять. Зачем я тебе это рассказываю? Я могу говорить о нём бесконечно, но только сама с собой. Это не для посторонних ушей, понимаешь?

– Теперь самое время предложить остаться друзьями. Но мы оба знаем, почему это невозможно. Впрочем, и так никто никогда не соглашается.

– А теперь отпусти меня, – наконец говорит Маша. – Не вредничай, тебе это не к лицу. Пожалуйста.

В полном молчании проходит несколько минут. Затем Маша встаёт и покидает кафе.

Молодой человек в лётной форме молча глядит ей вслед. И улыбается грустной прощальной улыбкой.

Маше хочется одновременно и побыть одной, и порыдать у кого-нибудь на плече. У Артура Сарояна широкие плечи, но они не годятся.

Есть только одно плечо во всех мирах, которое справится с подобной задачей. Точнее, их два, левое и правое, как и полагается, свобода выбора налицо. Но сейчас они далеко, ужасно далеко, так далеко, что и вообразить невозможно.

Маша чувствует себя самой одинокой девушкой во Вселенной.

Это ничего не меняет. Уходя – уходи.

«Прости», – шепчет она виновато.

Проходя мимо зеркала, в котором отражается зал, Маша, сама того не желая, бросает в него мимолётный взгляд. Она знает: зеркала не всегда отражают настоящее, иногда они показывают то, что нельзя увидеть просто так.

Но в зеркале нет никого, кроме Маши.

Солнце нещадно палило сухую потрескавшуюся землю, выжигая добела стены невысоких глиняных домов. Однако зной не мог помешать торговцам. Многоголосый рынок зазывал и заманивал. В воздухе витал аромат свежего хлеба и жирного плова.

Смуглые улыбчивые продавцы сулили за гроши богатства самого Соломона. Темноокие красавицы примеряли нитки разноцветных бус. Недовольно ворчала старуха подле прилавка с пряностями. Тонкими сухими пальцами она перетирала каждый корешок и прикладывала его к крючковатому носу. Чуть дальше чёрные, точно смоль, скакуны с жарким, как здешний климат, норовом, соседствовали с флегматичными верблюдами, лежащими на горячем песке. Животные неспешно жевали траву, и им не было дел до суеты и гама.

Мимо всего этого благолепия, сутулясь, прошёл путник. Некогда светлая кожа его потемнела от загара. Ещё не старое лицо обрамляла криво обстриженная борода.

Босой, в шароварах, таких же, как у других торговцев, он мог бы оказаться незаметным, если бы не одна мелочь. Из-под жилетки, расшитой стеклянными бусинами и шёлком, неуместно торчала цепочка, на какой носили карманные часы.

Вот он, наклонившись, зашёл под навес барахольщика и оглядел полки, заваленные товаром. Монисты и колокольца мелодично зазвенели, стоило неосторожно задеть их. Отражения заплясали в мутных зеркалах и на отполированных вазах. Игрушки, картины, глиняные и каменные статуэтки уставились на покупателя.

– Чего желает душа пришедшего под мой навес? – приветствовал странника хозяин, по-кошачьи щуря глаза.

Покупатель огляделся и, видимо, не найдя того, что искал, только покачал головой.

– Э, погоди огорчаться, – посоветовал торговец, – осмотрись, в моей лавке много чудесного. Хочешь, вот портрет принцессы, а вот книга, в которой записан рецепт бессмертия; я бы давно приготовил это зелье, да жизнь и так хороша. А может, ты ищешь власть?

– Есть ли у тебя око Одиссея? – вместо ответа спросил путешественник. Перестав улыбаться, торговец отвернулся от гостя и молча зажёг ароматную палочку. По лавке поплыл запах сандала, тревожный и вместе с тем чарующий.

– Зачем тебе око? – тихо спросил торговец. – Ещё никому не приносили радость вещи, пришедшие к нам сквозь века.

– Я ищу его давно, для меня это цель жизни, понимаешь? – горячо произнёс путник. – Если бы мне только удалось его отыскать, я бы…

– Что? – спокойно спросил хозяин лавки.

– Я стал бы великим, – прошептал гость, и глаза его нездорово заблестели.

– Ты сам не знаешь, чего просишь, – вздохнул торговец. – Это не принесёт радости.

Порывшись на одной из полок, он извлёк нечто, напоминающее подставку для яиц, только сбоку от чаши примостилось круглое зеркало.

Вырезанная когда-то из кости, пашотница пожелтела от времени, а зеркало стало мутным.