Юрий Нестеров - Профессионариум. Антология фантастических профессий [сборник litres]

– Но я вернулся, и я нашёл его. – Он оттолкнул Веронику и кинулся к саквояжу.

– Нашли и радуйтесь, радуйтесь: ведь эта реликвия – всё, что осталось от окоматографа! – Вероника расхохоталась. – Вы больше никому не нужны; о чём бы вы ни мечтали, забудьте!

– Вы мне противны, – выдохнул Лука и, подхватив антик, покинул кабинет, а в ушах звучал смех Вероники. Смех, полный ненависти и восторга.

Выскочив из полутёмного холла конторы, Лука на мгновение зажмурился от яркого солнца. Сделал шаг, оступился и, нелепо взмахнув руками, рухнул на тротуар. От удара застёжка саквояжа сломалась, и из его недр прямо на проезжую часть выкатился глиняный горшок и око Одиссея.

– Нет! – только и успел выкрикнуть Лука, как по дороге промчалось авто, под колесами которого с хрустом рассыпался древний раритет.

Гудели, останавливаясь, авто, кричали погонщики железных ходоков, удивлённо таращились зеваки. Последний окоматографист ползал по дороге, собирая осколки древнего сокровища, осколки несбывшейся мечты.

– Подъё-о-о-о-м!!! – истошно завопил дневальный Лёшка Огурцов.

– Совсем одурел… – пробормотал Кузякин. Он уже и так просыпался. Наконец, начал привыкать к подъёму в шесть. Но всё же, как не хочется вылезать из постели! Бросать недосмотренный сон. Во сне Кузякин тянул за собой на верёвочке пустой троллейбус. Громадина катилась легко, даже верёвочка иногда провисала… Кругом раздавались голоса, шорохи, двойное буханье пяток об пол. Народ вскакивал. Кузякин, ворча и мотая невыспавшейся головой, сбросил одеяло. Оделся, застелил койку не самым последним. Вместе с толпой продавился в дверной проём и побежал на свой левый фланг.

Сосед справа Вовка Хохлов подмигнул.

– Скажи, Вовка, – спросил Кузякин, – почему Лёша орёт как крокодил? Всю роту заиками сделает.

– Так уж и всю роту… Селиванов велел. Чтобы я, говорит, в штабе услышал.

– Паразит…

– Сегодня, кажется, в духе.

– Ага, опять что-нибудь выдаст.

– Р-р-рота-а-а! – раскатился бас помкомроты прапорщика Селиванова. – Смир-р-на!

У правого фланга кучкой стояли офицеры в бледно-зелёных плащах. Утро выдалось прохладным. Полковник Мирошников глянул вдоль строя, буркнул вполголоса:

– Блядь, одни животы…

– Так точно, товарищ полковник, – отозвался капитан Скалкин. – Паскудное зрелище.

– Интересно, – сказал майор Строганов, – чем их так по воскресеньям закармливают?

– Напишу рапорт, – с отвращением произнёс полковник. – Пусть обратно переводят на войсковую часть.

Селиванов между тем набрал полную грудь воздуха.

– Юные пионер-ры! Кор-р-рупционер-ры! Инженеры-кор-р-рупторы! Конструкторы коррупции! Напра… во!

Обожал прапорщик поиграть словами.

«Юные пионеры» вразнобой повернулись.

– Слуги нар-рода! Друзья человека! Вокруг казармы бегом… Марш!

В коридоре сидели посетители. Кузякин на ходу поздоровался и вошёл в свой кабинет с именной табличкой. Открыв боковую дверку, оказался в каморке-переодевальной. Быстро скинул форменное х/б и надел белую рубашку, костюм и галстук. Сел за стол. Часы показывали девять.

Динамик в углу захрипел и рявкнул голосом Селиванова:

– К несению службы… при-сту-пить!

Кузякин опустил палец на кнопку. В коридоре зажглась зелёная лампа. Раздался короткий звонок.

Вошёл первый посетитель. Старик. Ему надо было прирезать к своим шести соткам прилегавший бесхозный клочок земли. Кузякин открыл в компьютере бланк заявления.

– Сами заполнить сможете?

– Не знаю…

– Давайте паспорт.

Он сделал старику заявление, пару других документов и «шпаргалку» – куда идти дальше, к кому обращаться, с какими бумагами. Поставил печати и расписался.

Следующей была старуха, от порога заявившая:

– Я пензию получаю…

Она желала переписать садовый участок на внука. После неё вошла маслено улыбающаяся тётка, явная торговка.

– Господин начальник! Дельце-то небольшое, но уже давно мучаюсь. Сосед забижает, уж так забижает… – и она вдруг всхлипнула.

– Говорите, говорите, – подбодрил Кузякин.

По мере того, как он слушал тётку, ему всё яснее становилось, что она сама норовит «забидеть» соседа-программиста, которому не нравится, что тёткины собаки бегают непривязанные и кусают его. Да, если программист, в свою очередь, проявит активность, то этой дуре и хамке не позавидуешь…

– Господин начальник, – пела тётка, – я всё понимаю. Любая услуга стоит денег. Говорите номер вашего счёта, я переведу любую сумму… лишь бы в пределах разумного.

– Переведёте, сколько не жалко, – усмехнулся Кузякин. – Записывайте. Пять – четыре нуля – восемь…

Он продиктовал двадцатизначный счёт.

– Ой, спасибо, господин начальник! – всплеснула руками тётка.

– Гарантий никаких, – предупредил Кузякин. – Ведение не только моё.

– Я понимаю, понимаю, – закивала тётка и удалилась.

Кузякин ничем не рисковал. Продиктованный им счёт принадлежал местному фонду поддержки детских учреждений. Все произнесённые цифры остались на магнитной ленте, фиксирующей разговоры с посетителями.

Следующей была элегантная, стройная дама-риэлторша. Она внушала Кузякину безотчётную симпатию. Бумаги были в порядке, сделка проходила безоговорочно. Он нажал клавишу интеркома:

– Елена Петровна! Направляю к вам риэлтора. Пожалуйста, сделайте ей все документы четырнадцатого списка. И потом – мне на подпись.

Столовая днём работала в цивильном режиме. Не надо было на обед переодеваться и идти строем.

За дальним столиком одиноко сидел Вовка Хохлов. Он замахал рукой:

– Кузякин! Александр Ильич!

– Иду, Владимир Иванович!

При галстуках служивые были обязаны именовать друг друга по имени-отчеству. Чуть отклонившись от прямой, Кузякин ухватил с большого раздаточного стола поднос с обедом. Вовка чуть подвинул свои тарелки.

– Садись, Саня… Ну что, много сегодня соблазняли ?

– Двое. Мужика я выгнал. А тётка… дал ей номер счёта Барановской.

– Правильно. Пусть детишкам подможет, коли лишние бабки завелись… А у меня сегодня – сплошные коммерсанты. Почти все – с лишними бабками . Задолбался выгонять.

– День на день не приходится.

– Ну да…

– А Коровина воскресного увольнения лишили.

– За это самое ? – уточнил Вовка.

– За это . Дал посетителю свой городской телефон. Ну, не свой, а контактный.

И служивые, и клерки проявляли чудеса изобретательности, чтобы получать левые вознаграждения. А командование части проявляло свои чудеса изобретательности, чтобы выявить и схватить за руку. Вольняшки-исполнители тоже были под колпаком , хотя их за коррупционные поползновения могли только штрафовать.