Юрий Нестеров - Профессионариум. Антология фантастических профессий [сборник litres]

После этого он опять подслушал разговор родителей, и выяснил, что для ребёнка его возраста так говорить ненормально. При слове «ненормально» папа напрягался, а мама вообще замирала в ужасе и опять думала про медицинскую консультацию, внеплановые проверки и интернат, куда Андрея заберут и запрут, как в тюрьму. Что такое тюрьма, Андрей знал из папиных детективных сериалов, поэтому решил, что в интернат ему не надо.

Через некоторое время папа всё чаще стал заговаривать о том, что «нужно сообщить», не дожидаясь плановой проверки. Во время таких бесед он запирал сына в детской и уводил маму на другой конец дома, в гостевую комнату. Он не догадывался, что Андрей уже умеет прекрасно всё слышать не только на этом расстоянии, но и раза в три дальше.

– Они ввели уголовную ответственность, Люся, – шипящим шёпотом сказал папа однажды. – За сокрытие.

– Это же наш сын, Витя, – беспомощно ответила мама. Ей хотелось заплакать. Андрей, лежащий у себя в постели, на всякий случай притворяясь спящим, сжал кулаки.

– Это не является смягчающим обстоятельством. Ты ведь видишь, он слишком сильный, и становится всё сильнее. У нас не выйдет притвориться, что мы ничего не знали.

– Пожалуйста… – Мама всхлипнула. – Они его заберут. Поставят клеймо. Мы больше никогда его не увидим.

– Глупости. После интерната их отпускают, дают работу, возможность вести нормальную жизнь.

– С клеймом? Постоянным надзором, как преступникам?

– Люся, они опасны. Особенно без блока и контроля. И люди должны всегда знать, кто перед ними. Ты ведь читала методичку, которую я тебе дал? Он опасен. И для нас в том числе. Вчера он не хотел идти спать, когда я велел. И он… надавил на меня, Люся. А я даже не сразу это почувствовал. И почти не мог ему сопротивляться. Я испугался своего шестилетнего сына, Люся… И он это понял. И отступил. А если бы нет?

– Он хороший мальчик… он всё понимает, он не сделает нам плохого… пожалуйста, давай ещё подождём хотя бы немного…

– Я долго шёл у тебя на поводу. Но дальше мы ждать не можем.

Папа замолчал, и мама больше тоже ничего не говорила. Но Андрею и не нужны были слова, чтобы всё понять.

А ночью, когда папа уснул, мама зашла в детскую. Ей хотелось, чтобы Андрей тоже спал, потому что она боялась его разбудить и напугать. А самое главное, она не знала, что ему сказать. Поэтому он притворился спящим, как она хотела. И мама поцеловала его, как раньше. В лоб, макушку, ладони. Ее поцелуи были мокрыми от слёз. Она не сказала ни слова, но это было и не нужно. Андрей, как раньше, чувствовал её тепло и нежность, а ещё – страх и отчаяние. За последнее время он научился хорошо разбираться во всех оттенках страха и теперь понимал, что сейчас мама боится не его. Она боится за него. И, так и не решившись произнести это вслух, во весь голос кричит мысленно: «Беги! Беги!»

«Спасибо, мама, – так же мысленно сказал он, – я слышу». Она замерла, затаила дыхание, Андрей опять почувствовал её страх и подумал, что она, как обычно, сделает вид, что не слышит его. Но впервые мама не стала притворяться. И впервые ответила ему мысленно: «Прости меня, зайчонок».

– Ясны гвинт, – сказал Кацпер, мотнул головой так, что длинная чёлка почти закрыла лоб и один глаз, и вцепился зубами в сигарету. Кацпер из тех, кто стесняется своего клейма, – и несмотря на то, что по правилам его закрывать нельзя, всегда норовит повернуться к собеседнику так, чтобы клейма не было видно. – Проклятый день. Холера! Ненавижу колбасников, ненавижу секретарш. Ты бы знал, какой бардак у них в голове!

– Угум, – неопределённо буркнул Андрей и глотнул кофе. «Надо же, – подумал он – а вполне прилично варит этот автомат. Кто бы подумал».

Строго говоря, Зофья была не секретаршей, а замдиректора. Но в голове у неё, действительно, была каша. Она умудрялась думать одновременно о новой сумочке, пикнике на выходных, как утереть нос своей сестре, этой задаваке Ядвиге, что соврать Лешеку насчёт воскресенья – он такой милый, но уже надоел своим вечным контролем – и ещё примерно о десятке вопросов помельче. Вытаскивать из этого калейдоскопа представления директора – и самой Зофьи – относительно нового фирменного стиля и дизайна упаковки было примерно как собирать пазл верхом на галопирующей лошади. Только подберёшь несколько кусочков – бдыщь, и норовистая кобыла опять поддаёт задом – то есть Зофья опять отвлекается на мысли о сумочках или кавалерах – и вся работа снова рассыпается на отдельные фрагменты. «Сконцентрируйтесь, пожалуйста, пани Зофья», – скрежеща зубами, цедит Кацпер, а Андрей с интересом вслушивается в набор цветистых и сочных пожеланий, которые Кацпер при этом мысленно адресует легкомысленной клиентке – но, конечно же, не отправляет. Как ни крути, но заказ отличный, упускать его нельзя – это не просто разовая разработка, а регулярные тиражи. Поэтому Кацпер натянуто улыбается, но матерится так эмоционально, что Андрей опасается, не услышит ли Зофья случайно что-нибудь ненужное. И он решает осторожно вмешаться. Потому что Кацпер, в целом, неплохой ридер, но ему не хватает терпения. К тому же райтер из него так себе. Прочесть идеи заказчика у него получается довольно точно – за исключением таких взбалмошных клиентов, как Зофья. Но картинки дизайнеру он передаёт уже с искажениями. В принципе, это обычное явление. Андрей работал с многими передатчиками и собрал некоторую статистику. Хорошие ридеры часто плохо передают мысли и изображения. И наоборот. Универсалы встречаются редко, или они просто не работают в маленьких рекламных агентствах, а находят себе более интересные и денежные занятия. Кацпер, по крайней мере, старается, поэтому, наверное, и воспринимает всё так эмоционально. Андрей ему сочувствует – и помогает потихоньку – чтобы это не очень бросалось в глаза. И рисует логотип примерно так, как это представляет себе Зофья. Впрочем, разглядев первый вариант, она тут же начинает сомневаться – её мысли опять скачут бешеными белками, и даже Андрею сложно за ними уследить, не говоря о Кацпере, который снова начинает скрежетать зубами. Приходится связываться с директором, но на дальних расстояниях Кацпер совсем слаб, и потому они работают, в основном, не с картинками, а описаниями. В конце концов Кацпер – при незаметной помощи Андрея, которому до чёртиков надоела эта тягомотина – отправляет более или менее сносное изображение итогового варианта директору. Тот вносит поправки, Кацпер с Андреем в несколько приёмов корректируют картинку, Андрей быстро отрисовывает финальный вариант на планшете, Зофья несколько минут нерешительно вздыхает над распечаткой, и, наконец, размашисто расписывается поверх изображения. Бинго. Зофья раздаёт воздушные поцелуи и упархивает за новой сумочкой, а Кацпер с Андреем вздыхают с облегчением.