Уильям Кинг - Кровь Аэнариона

— ТЫ можешь, — сказал Теклис, подавляя зевок.

— Кровь Аэнариона, — пробормотал Корхиен. Теперь настала очередь Тириона пристально посмотреть на него.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил он.

— Говорят, что Аэнарион мог делать то же самое. Видеть узоры на поле боя.

— Это может сделать любой, если возьмет на себя труд подумать о таких вещах, — сказал Тирион.

Теклис снова рассмеялся.

— Я не часто слышу, как мой брат хвалит добродетели мышления, — сказал он в качестве объяснения. — Вам бы следовало поаплодировать.

— Любой может посмотреть на карту и что-нибудь сказать. Весь фокус в том, чтобы быть правильным, — сказал Корхиен. Тирион пожал плечами. Он подошел к книжной полке и взял экземпляр «Кампаний Каледора Завоевателя». Он открыл её на очень замусоленной странице и подошел к тому месту, где сидел воин.

— Смотрите, — сказал он. — Вот пример того, что я имею в виду. Вот диспозиции Каледора против дручийского генерала Изодара. Посмотрите, как он разместил свои боевые машины, чтобы прикрыть подходы к Драконьему Холму. Обратите также внимание на то, что основные силы его кавалерии находятся вне поля зрения здесь, за этой грядой холмов, но с легким доступом к ущелью, что позволит им выйти на поле битвы по его сигналу.

— Да, но об этом все знают. Это была прекрасная ловушка, одна из величайших побед Каледора.

— Да, — сказал Тирион. — Но и он совершал ошибки.

— О-хо-хо, ты ведь не испытываешь недостатка в самоуверенности, привратник? Завоеватель был величайшим полководцем своего времени. Его рекорд — это одна из более или менее непрерывных побед. Вы смотрите на карту одного из его величайших триумфов и утверждаете, что он ошибся.

— Нет. Я не это имел в виду. Он победил. Здесь сомнений нет. Я сказал, что он делал ошибки.

— Важное различие, — признал Корхиен. — Так что, пожалуйста, объясни мне, какие ошибки он совершил, привратник.

— Посмотрите, где он разместил основную часть своей кавалерии. На виду у всех, близко к противнику, и когда началась битва, они столкнулись слишком быстро с правым флангом дручей. Это легко могло испортить ловушку.

Корхиен улыбнулся:

— Твой анализ безупречен, но ты не учёл одну вещь.

Тирион не обиделся, услышав, что его теория так небрежно отвергнута. Он чувствовал, что у него есть шанс узнать что-то о предмете, который заинтриговал его, от эльфа, обладающего некоторым опытом в этой области.

— Что же я упустил? — спросил он.

— Я сомневаюсь, что Каледор хотел разместить там свою кавалерию или что он отдал приказ об этой ранней атаке.

— Тогда почему это случилось?

— Потому что принц Морадрим и принц Лелик были соперниками, и оба они жаждали славы, чтобы разбить врага. Они настаивали на том, чтобы быть там, где они были. Затем один из них бросился в атаку, а другой, не в силах вынести возможности того, что его соперник захватит всю славу, последовал его примеру.

— Но почему Каледор это допустил? Он был Королём-Фениксом, он был главным. С чего бы им ослушиваться его?

Могучий смех Корхиена разнёсся по гостиной.

— Когда ты проведешь некоторое время среди нашей славной аристократии, тебе не придётся спрашивать меня об этом, привратник!

— Удовлетворите моё любопытство и ответьте мне сейчас.

— Потому что наши принцы сами себе закон, и их воины клянутся служить этим принцам, а не напрямую Королю-Фениксу. Они следуют за вождями со своей родины, а не за каким-то далеким королём.

— Наши законы говорят совсем другое, — возразил Теклис.

— Я уверен, что вы достаточно читали, принц Теклис, чтобы понять: то, что говорится в законах, должно произойти, а то, что происходит на самом деле, не всегда одно и то же. В пылу битвы, когда меч звенит о меч, а боевой клич эхом разносится по полю, воины следуют своей обычной верности и инстинктам, а не закону. А князья часто жаждут славы больше, чем общего блага. Для них вполне естественно думать, что они знают лучше, чем их командующий генерал. Иногда это даже так, ибо воин на месте часто видит вещи, невидимые для генерала на холме.

Тирион кивнул. Он видел смысл в том, что говорил Корхиен. Именно это он и сам подозревал, читая описания этих старых сражений. Приятно было получить подтверждение от того, кто знал, о чём он говорит.

— А почему наши историки об этом не упоминают? — спросил Теклис.

— Потому что они живут при дворах принцев, а их перо и бумага оплачиваются из казны этих принцев. Вы когда-нибудь читали хронику, в которой один историк обвиняет одного правителя в поражении и хвалит другого за то, что он почти вырвал победу из пасти поражения? А затем вы переходите к другому свитку, а другой историк говорит прямо противоположное? Это случалось со мной так часто, когда я был молод, что у меня болела голова.

— У меня уже был такой опыт, — сказал Тирион.

— У моего брата часто болит голова, когда он пытается читать, — сказал Теклис.

— Я имел в виду, что прочитал две противоречивые точки зрения, — сказал Тирион. Это было серьезно, и он был не в настроении выслушивать издёвки Теклиса.

— Я предлагаю вам, когда это произойдет в следующий раз, проверить, где жили историки, когда они писали свои тома, или кто был их покровителем. Бронзовый браслет даст вам золотой обруч, что у них есть какая-то связь со двором принца, которого они восхваляют, и есть некоторая вражда между ними и правителем, которым они пренебрегают.

— Вы очень циничный эльф, лорд Корхиен, — сказал Теклис. — В его голосе было больше восхищения, чем осуждения. Он и сам был очень циничным эльфом.

— Есть и честные историки, — сказал Тирион.

— Да, — сказал Корхиен. — И те, кто считает себя честными, и те, кто не получает жалованья от принца, потому что их спонсирует Белая Башня или они живут при дворе Вечной Королевы, и те, у кого есть собственные поместья. Но странно, как часто те, кто живет в Авелорне, восхваляют мудрость Вечных Королев, а те, кто живёт в Хоэте, восхищаются мастерством Хранителей Знаний — за исключением тех, с кем они лично враждуют, конечно. А те, кто независимы и богаты, склонны находить ранее не подозреваемые добродетели среди своих предков и родственников.

— Я вижу, ты развращаешь моих сыновей своим цинизмом, Корхиен, и подрываешь их простую веру в науку, — отец близнецов вошел в комнату незамеченным, пока братья слушали Белого Льва.

— Я просто хочу сказать, что все учёные привносят в свою работу свои собственные предубеждения. Это неизбежно, это часть эльфийской природы. Ты знаешь это лучше меня, мой друг.

— По своему опыту, — сказал Арафион с некоторой горечью.

— А как вообще продвигается великая работа? — спросил Корхиен.

— Медленно, как всегда, но я делаю успехи.