Уильям Кинг - Кровь Аэнариона

— А можно мне посмотреть?

— Можно, — отец принцев жестом пригласил Корхиена следовать за ним. Тирион помог Теклису подняться и, поддерживая брата на плече, они направились в покои отца. К тому времени, как они поднялись по лестнице, Теклис дышал тяжелее, чем Тирион после многочасового бега. Корхиен тактично притворился, что не замечает его походку, словно как у угря, так как его Теклиса изгибалось сначала в одну сторону, а потом в другую, когда он двигался.

— А где же леди Мален? — спросил Корхиен.

— На данный момент она удалилась в свою комнату. Ей нужно написать много писем.

— Вы уже закончили то дело, которое она пришла обсудить с вами?

— Я сказал ей, что подумаю об этом, — ответил отец. В этих словах было скрытое напряжение, которое Тирион уловил, но не понял.

— Я предлагаю тебе это сделать, — сказал Корхиен. И снова в его голосе прозвучало предостережение.

— Я вижу, что ты продвинулся вперёд, — сказал Корхиен. Он обошел вокруг доспехов, осматривая их, но не прикасаясь к ним. Металлический костюм каким-то образом делал его карликом, но в то же время создавал впечатление, что он был сделан для кого-то примерно его размера.

— Не так далеко, как мне бы хотелось, — ответил Арафион. Он смотрел на доспехи так, как смотрел бы на личного врага, с которым ему предстояло сразиться на дуэли. Тирион никогда раньше не видел, чтобы он так смотрел на них. Возможно, присутствие Корхиена напомнило ему о чем-то.

Теклис, как обычно, смотрел на доспехи с благоговейным трепетом. Его магическое зрение было намного лучше, чем у Тириона, и он часто помогал их отцу прослеживать руны на доспехах и потоки магии, которые они должны были содержать. Он даже утверждал, что иногда замечал в них едва заметные проблески силы, что поначалу заинтриговало отца, но сам он никогда не видел этого.

Глядя на них троих сейчас, Тирион чувствовал себя исключенным, слепым, слушающим трех художников, обсуждающих живопись, или глухим, читающим о музыкальной композиции.

Корхиен ещё раз взглянул на доспех: — Как ты думаешь, когда ты с этим закончишь?

— Кто знает, — ответил отец близнецов. — Я уже перестал пытаться предсказать это. Здесь было так много ложных рассветов и нарушенных обещаний.

— Очень жаль. Он прекрасно смотрится и будет вселять страх в сердца врагов Ултуана, независимо от того, носил его Аэнарион или нет.

Отец сердито посмотрел на своего друга:

— Его носил Аэнарион. Я в этом уверен.

Корхиен успокаивающе кивнул, очевидно сознавая, что своими тихими размышлениями задел за живое больное место, хотя и не собирался этого делать.

— Заклинания, сотканные вокруг этой брони, действительно очень стары, — сказал Теклис. Корхиен бросил на него веселый взгляд.

— Я уверен, что Совет Хранителей Знаний поверит вам на слово, Принц Теклис.

— Так и должно быть, если они не дураки, — ответил тот.

Корхиен откровенно рассмеялся.

— Один сын критикует планы сражений величайшего из наших полководцев, другой готов отмахнуться от наших самых ученых чародеев как от дураков, если они не согласятся с его оценкой артефакта. Твои дети не испытывают недостатка в самоуверенности, Арафион.

В его тоне не было злобы, но все же в нем слышалось предупреждение, которое Тирион не совсем понимал, как истолковать.

— Их воспитали так, чтобы они говорили то, что думают, — сказал отец.

— Значит, вы создали их по своему образу и подобию, чего, как я полагаю, и следовало ожидать. Я не уверен, что это сослужит им хорошую службу в Лотерне.

Тирион задержал дыхание. Отец еще ничего не говорил о том, что их отправят в великие морской порт. Неужели отец уже согласился на их отъезд? Тирион предположил, что у него не было особого выбора в этом вопросе. Если закон требует, чтобы они были представлены, потому что они были из крови Аэнариона, они будут представлены.

— И когда же? — спросил Тирион. Его отец бросил еще один ядовитый взгляд на Корхиена, а затем на Тириона.

— Очень скоро, — ответил отец. — Если я решу это разрешить. Есть еще детали, которые нужно проработать.

Тирион посмотрел на Теклиса и улыбнулся. Он чувствовал, что его брат был так же взволнован, как и он сам, перспективой снова увидеть один из величайших городов высших эльфов, место, где они не были с тех пор, как оба были маленькими детьми.

Там будут библиотеки, в которых можно будет консультироваться, и они будут смотреть на чудеса. Они увидят Морские Врата, Маяк и Дворы. Там будут солдаты, корабли и турниры. Там будут дворцы семьи их матери и их собственный старый дом. Перед его глазами плясала целая необъятная головокружительная перспектива. Корхиен тоже почувствовал их возбуждение и засмеялся вместе с ними, а не над ними.

— Нам еще многое предстоит обсудить, — сказал Арафион. — Прежде чем ты уйдешь. Если ты уйдешь.

Он казался опечаленным этими словами, даже когда произносил их.

— Прежде чем мы уйдем, — сказал Тирион. — Так ты не пойдешь с нами?

— Меня представили ко двору, — сказал отец. — Я не чувствую особой необходимости снова встречаться с Королём-Фениксом и его придворными. И у меня здесь есть работа. Ты очень скоро вернешься.

Говоря это, он не смотрел на них, но в его голосе послышались слабые нотки. Он повернулся к доспехам и начал возиться с чешуей на левом предплечье.

— Прошу меня извинить, — сказал он. — Мне нужно будет заняться этим делом.

— Конечно, — тихо сказал Корхиен. — Пойдемте, ребята, оставим вашего отца в покое.

Теклис с трудом поднялся со стула и, прихрамывая, подошел к отцу, корчась всем телом. Он положил руку на плечо отца и что-то прошептал ему на ухо. Тирион хотел бы заставить себя сделать то же самое, но он был уверен, что отец не принял бы этого от него. Вместо этого он подождал Теклиса и помог ему пройти по коридору в свою комнату.

Тирион лежал в постели, уставившись в потолок, усталый и возбужденный. Со всех сторон он ощущал присутствие незнакомцев в доме. Некоторые из них еще не спали, разговаривая вполголоса, чтобы не потревожить остальных. Тирион, который знал каждый ночной шум их очень тихого дома, был потревожен этим звуком. Он читал о корабельных мастерах, которые знали, что с их кораблями что-то не так из-за слабого, незнакомого скрипа. Он вдруг понял, как такое может быть.

Он заставил себя расслабиться. Его дыхание стало глубже и медленнее, и он закрыл глаза. Он вдруг почувствовал, что на него навалилась огромная тяжесть. Он чувствовал себя так, словно все дыхание вышибло из его легких. Ему пришлось вдавливать в них воздух. Он попытался сесть, но его тело было слабым и не слушалось его. Он горел, как в страшной лихорадке, и болел всем телом, как говорят о человеческих жертвах чумы. Он открыл глаза, но комната была ему незнакома. На столе стоял колокольчик для вызова помощи и фляжка с сердечным напитком, приготовленным отцом для облегчения его болезни.