Уильям Кинг - Кровь Аэнариона

Он сам это признавал. Иногда ему хотелось просто забыть, кто он такой, и стать принцем Илфарисом. Он отбросил бы свою разделенную преданность и раздробленную личность и стал бы полностью единым целым. На мгновение, и только на мгновение, он позволил себе представить, каково это будет на самом деле. Затем он отбросил эту фантазию.

Были и такие, кто знал, кто он такой, но не позволял ему этого сделать. И даже если он убьет их, будут и другие, тайные наблюдатели, которых он никогда не заподозрит. Они принесут весть о его предательстве Королю-Чародею. А Малекит не был великодушным хозяином для тех, кто предавал его. Он протянет свою холодную металлическую руку, и свершится достойная месть. В этой жизни не было ничего более определенного.

Нет, даже если бы он захотел расстаться с этой жизнью, то не смог бы. Бежать было некуда. Ничего не оставалось делать, кроме как извлечь из этого максимум пользы.

Принц Сардриан поднял голову. Лицо, которое он увидел, было красивым и успокаивающим. Это был голос прекрасной эльфийской женщины, его матери. Он был удивлен, но не мог вспомнить почему. Он чувствовал себя так, словно очнулся от глубокого, томного сна и еще не совсем проснулся. Он попытался сесть, но не смог. Он попытался пошевелить руками, но не смог. Казалось, что-то удерживало его руки и ноги, а когда он попытался поднять голову, что-то впилось ему в горло.

— Что тут происходит? — спросил он.

— Тише, — сказала его мать. — Тебе не о чем беспокоиться.

Почему она была голой? Почему она ласкает его так сладострастно?

В ее голосе было что-то странное. Это было похоже на голос матери, или, скорее, он звучал так, как если бы она говорила, испытывая сильную боль. Похоже, что-то было не так с ее головой. Два маленьких изогнутых рожка росли сбоку у нее на лбу. Ее рот тоже выглядел немного искаженным, как и лицо.

Сардриан втянул ноздрями воздух. В воздухе стоял отвратительный запах горелого мяса, смешанный с запахом обуглившегося дерева. Он повернул голову в сторону, насколько позволяло то, что его удерживало, и увидел, что находится в своем доме или в том, что от него осталось.

Крыша обрушилась, и стены казались прожженными насквозь. Несколько более замысловатых резных фигур, которыми так гордился его покойный отец, все еще оставались нетронутыми, но в некоторых местах они были почерневшими от сажи, а в других — цвета пепла. В воздухе витало что-то еще, странный тошнотворный аромат, приторный и в то же время волнующий. Она пахла мускусом и гнилью и намекала на другие вещи, о которых он не хотел думать.

— Я помню, — сказал он, потому что внезапно вспомнил. Он вспомнил падение Тора Аннана, то, как воющая демоническая орда мчалась к стенам, некоторые падали от эльфийских стрел, демоны игнорировали стрелы, которые не были зачарованы магом.

Крылатые существа спустились с неба и атаковали сначала осадные машины, а затем лучников. Смерть так близко подошла к нему в первые минуты битвы. Крылатые фурии поразили эльфов по обе стороны от него. Демоны прорвались через ворота и вскарабкались на стены, убивая всех, кто попадался им на пути. Один из них навис над ним, собираясь нанести удар, но в последнюю секунду, по громкому приказу того, кто мог бы быть лидером, вместо этого ударил Альфрика. Безумные культисты толпами врывались в разбитые ворота, завывая и восторженно распевая заклинания, когда они убивали.

Поначалу эльфы Тор Аннана сражались храбро. Лучники умирали там, где стояли, все еще пуская свои стрелы в мишени, которые их игнорировали. Воины пытались остановить чудовищных краснокожих демонов. Но по мере того, как шел бой, становилось ясно, что они не смогут одолеть своих врагов. Некоторые из них бежали. Некоторые пытались сдаться. А некоторые, увидев демонического вождя своих врагов, были охвачены странным безумием и начали бросаться к его ногам и пресмыкаться в экстатическом общении.

Сардриан был одним из тех, кто сбежал. Он мчался по улицам к родовому дому, который делил с матерью и несколькими престарелыми слугами. Он велел им запереть дверь и приготовиться выдержать осаду. Некоторые из них, чувствуя, что смерть предпочтительнее, чем попасть в руки врага, лишили себя жизни, используя яды, сохраненные для этой цели. Сардриан уговаривал свою мать сделать это, потому что боялся того, что может случиться, если она попадет в когтистые лапы осаждающих. Она отказалась, сказав, что пока он жив, она будет жить. Она была так же горда, как и он. В конце концов, она тоже была из рода Аэнариона.

Какое-то время они сидели, съежившись, в своих покоях, пока город горел вокруг них и крики эхом разносились по улицам. Это звучало так, словно снаружи происходил какой-то отвратительный карнавал пыток и зла. Он молился, чтобы, если они будут ждать достаточно долго, их враги не заметят и они спасут свои жизни. Он ненавидел себя за свою трусость. Он ненавидел себя за то, что бежал. Это казалось недостойным его гордого происхождения. Единственной защитой, которую он мог предложить, было то, что он был молод и не хотел умирать.

Наконец крики прекратились, и он осмелился выглянуть в щель между закрытыми ставнями окнами. Он видел линии безмолвных лиц, наблюдающих за зданием. Некоторые из них принадлежали меднорогим, краснокожим демонам. Некоторые из них принадлежали сектантам. Некоторые из них принадлежали эльфам, которые когда-то были его соседями и которые теперь смотрели на его дом с ошеломленными, онемевшими и слегка изменившимися чертами лица.

Как будто его взгляд разрушил какое-то злое заклятие, они все закричали и бросились вперед, врываясь в двери и беснуясь в залах дома Сардриана, ломая древнюю мебель, сжигая древние гобелены, калеча и убивая слуг, завывая от ненасытной жажды крови и чего-то еще, примитивного глубокого удовольствия, которое было еще более отвратительным, чем их желание причинить вред.

Они одолели Сардриана и его мать и отнесли их к своему предводителю, странному существу, чьи очертания постоянно мерцали и менялись, иногда напоминая неуклюжую демоническую тварь с клешнями как у краба, иногда самую красивую женщину, которую он когда-либо представлял, иногда самого благородного короля. Он бросился к чудовищу, пытаясь ударить его кинжалом, который выхватил из ножен одного из своих мучителей, и потерял сознание от удара по голове.

Это было последнее, что он помнил до того момента мрачного сознания, когда он пришел в себя и столкнулся с этой злой пародией на свою мать. Он жалел, что не проснулся сейчас. Ему хотелось, чтобы он вообще ничего не видел. Ему хотелось, чтобы все это было лишь кошмарным сном. Он знал, что это не так. За последние несколько часов он видел, как умирает больше эльфов, чем ожидал увидеть за всю свою жизнь. Он был свидетелем того, как был уничтожен целый маленький город, и даже не был уверен, почему. Явная злонамеренность происходящего была практически непостижима. Он снова закрыл глаза и пожелал, чтобы все это исчезло.