Рэй Кетов - Путь черпия

Артур с трудом разлепил глаза. В голове не унимаясь шелестел ветер, иногда переходя в трубный гул. Правая часть тела ныла. Хотелось помассировать плечо, но рука не желала гнуться. Черпий с трудом повернул голову. Да что с ней не так? Рука оказалась гипертрофированной и ненормально длинной. При желании он мог легко достать до колена. Артур развернул пятерню — мизинец и безымянный отсечены по самые костяшки.

Сильно жгло в паху. Черпий посмотрел вниз. На месте мужского естества зияла окровавленная дыра.

Захотелось встать и бежать. Артур собрался с силами… и погрузился в темноту.

Сознание переместилось. Теперь он смотрел на своё умирающее уродливое тело со стороны. Без страха, без отвращения, без жалости. Только равнодушное, лишённое чувств и эмоций созерцание. И непонятно откуда взявшееся знание, дошедшее со времён сотворения мира…

Он Трёхликий. Древний прародитель человечества. Точнее, одна из его личностей по имени Тсарта — правая голова — самая тщеславная, завистливая и циничная из трёх.

Хиришта — левая голова, влюблён в Ламинту, славную дочь безродного гончара. Их союз невозможен, потому как противоречит заветам первобогов. Однотелая раса не вправе связываться узами брака с представителем трёхтелой. Их любовь обречена остаться несостоявшейся. Они предаются ей лишь в невинных фантазиях.

Тсарта знает о тайне Хиришты и Ламинты. Поддавшись пороку, он возжелает насладиться прекрасным телом безродной девы и посеять в нём запретное семя.

Тсарта дожидается дня бодрствования и пока две другие головы спят, проникает в покои Ламинты. Он силой овладевает девушкой и до утра истязается над ней.

Через день, обесчещенная и осквернённая, Ламинта рассказывает возлюбленному о постыдном поступке Тсарты. Разгневанный Хиришта в ярости отсекает общий детородный локоть, омывая грех правой личины кровью.

Бодрствующий в третий день Берегуй — средняя голова Трёхликого, узнаёт о поступках Тсарты и Хиришты. В знак отречения от братьев он отрезает мизинцы и безымянные пальцы, а после пронзает кинжалом центральное сердце, тем самым вынеся падшему Трёхликому смертный приговор.

Через семнадцать месяцев у Ламинты рождается трёхголовое дитя–гермафродит — зачатый в грехе Гиларт–Бренна–Менос — ставший впоследствии праотцом и праматерью всех исполинов. Сама Ламинта умирает при родах, заложив своей кончиной череду роковых событий…

— … он нас слышит?

— Боюсь, что уже поздно. Слепок отпечатался.

— Нет. Целостность сознания не нарушена. Я чувствую. Стаскивай тварь.

— Артур! Слышишь? Артур!

Черпий снова открыл глаза. На этот раз наяву. Что произошло? Где он? Лицо невыносимо горело, словно кто–то натёр его жгучим перцем. Измученное симбиотом горло сковывали приступы удушья и кашля. Так бывает при тяжёлой ангине. Тело било лихорадкой.

— В сторону все, — потребовал чей–то голос. — Потерпи, друг. Сейчас станет легче.

На влажный лоб легла мозолистая ладонь. Жжение понемногу отступило. Артур знал это чувство. Божественные нити обволакивали истощённое сознание, вдыхая в него живительную силу.

— Матильда! Внизу. В камере…

— Всё в порядке. Джоуб уже спустился за ней.

Взгляд черпия упал на стоящего в стороне главаря загонщиков. Церковник сжал кулаки и подался вперёд.

— Не обращай внимания. Пресвитер сделал из него чурбачка. Он сейчас немногим отличается от пустоголового. Пока.

— А где горбун?

— Когда мы пришли, его здесь уже не было. Видимо, отправился успокаивать своего хвостатого питомца.

— Епископ… — Артур приподнялся на локтях и осмотрелся. Он лежал на широком столе. Ноги перевязаны ремнями. Рядом, на невысокой тумбочке, пузырьки и баночки с непонятными жидкостями. Под потолком, прикованная к металлической решётке, покачивалась страшного вида тварь с огромными листовидными жгутами. Из спины торчали культи ампутированных хлыстов. Почти до самого стола свисал кишковидный отросток, несколько часов кряду терзавший внутренности черпия. С трудом погасив рвотный рефлекс, Артур продолжил. — … губернатор и кардинал… я слышал…

— Потом. Береги силы, — епископ заботливо положил руку на плечо черпия. — Пора уходить, пресвитер Максанс. Через порт не пройти. О каких ходах Вы говорили?

Лицо монаха исказила улыбка. Старику нравилось, когда подмечали его успехи и достижения. Особенно если это касалось опыта прошлой жизни.

— Я не всегда был пресвитером, епископ Брюмо. В иное время…

— Дайте угадаю. Плоские боги. Вы были плоскокнижником? — вмешался Артур.

— Когда ты молод, то мыслишь другими… плоскостями. С этой позиции кардинал тоже верует в ересь, но считает её единственно верной.

— Это излишне, пресвитер, — епископ укоряюще взглянул на старика.

— Не претендую на истину, но благодаря этому, мы сможем выбраться из подземного города…

В соседнем помещении раздался визг. Что–то хлопнуло. На пол посыпались осколки стекла.

— Ты знаешь, что там? — епископ повернул голову боком, вслушиваясь в происходящее за стеной.

— Там губернатор ставит опыты над зверьём, — ответила Матильда, появившаяся в проёме двери. Увидев лежащего черпия, добавила. — Ты выжил?! Я уже мысленно простилась с тобой.

— Выжил ли?! Неизвестно что эта тварь со мной сделала. Может, я отравлен и медленно умираю.

— С тобой всё в порядке, — Максанс потрепал его по голове. — Губернатор не успел завершить процесс создания слепка. Симбиоту требуется время, чтобы перенять сознание жертвы. Когда будем в безопасности, Рябой нам всё расскажет. Он знает. Давайте посмотрим, что там.

— Подсоби! — Брюмо подмигнул Джоубу.

Торговец распахнул дверь и отпрыгнул в сторону. В ноздри ударил тяжёлый запах крови, экскрементов и ещё чего–то непонятного.

Епископ нырнул в открывшийся проём. Большую часть просторного зала занимали клетки с животными. Кошки, собаки, парочка койотов и одна необычная макака. Странность её заключалась в осмысленном взгляде, которым мартышка одарила вошедших. Было в нём что–то похожее на упрёк.

Кроме пушистых братьев меньших, в лаборатории присутствовали и представители видов, лучше бы и не появлявшихся в природе.

У дальней стены, между стеллажами с фолиантами стояли три стеклянные колбы, по сто пятьдесят галлонов каждая. В первой копошились сколопендры, в двух других в желтоватой жидкости бултыхались твари, похожие на ту, что сидела на плечах Азраила.

— Они разные, — епископ провёл ладонью по крепкому стеклу.

— Что? — не понял Артур.

— Симбиоты. Тот что управлял Азраилом и тот, что присосался к тебе. Они отличаются. Как и их Мама. Цветом, размером. Не знаю, предназначением может быть. Они все разные. Как муравьи или термиты.