Валерий Сабитов - Звездная кара

Серая пелена над серым городом. Напрасно дома человеческие пучат окна-глазницы под ресницами людского таланта. Ни оригинальная резьба наличников, ни прихотливая вязь деревянных узоров под скатами крыш, — ничто не отзывалось теплом в душах живых.

Ибо гремел и звал колокол.

Гудела в серой выси колокольня, освобожденная от знаков православия. Гудела внизу серая толпа, изголодавшаяся и обозленная, натрудившая мозоли в поисках врага близкого, врага виноватого.

Церковь с низложенными крестами астматически дышала раскрытыми настежь дверями. На улицу бесстыдно глазел неприлично голый иконостас. Стекла притвора отхрустели своё под сапогом и ботинком. В пустоте храма вихрил серый ветер.

А бывшие служители растащенных икон истерзано покачивались на проросшем желтой травой растреснутом асфальте. Их было трое напротив нескольких сотен.

Посреди площади высилось, — в три роста человеческих, — деревянное изваяние, сотворенное теми руками, которые украсили город людей резьбой редкой красоты и узорчатого света. Изваяние было бестфайром. Но не в том конечном виде, в каком явился он на рубежи Солнечной системы. А в том изначальном, какое имел вблизи Сириуса, во времена совместного противостояния с фаэтами.

Могучая шея поддерживала змеиную голову, раскрывшую клыкастую пасть. Горящеглазую голову венчали два изогнутых рога. Чешуистая шея вырастала из панцирного тела, упористо сидящего на четырех когтистых лапах и нервно замершем хвосте.

Кто сказал, что талант человека равен красоте его сердца?

Талант сделал так, что голова человекоядного зверя следовала порывам серого ветра. И виделось тем, кто стоял на околоцерковном месте, что глаза-угли звездного мстителя пылают по их души. Посланник неба требует преданного повиновения себе и своим опричникам.

Идол — центр круга жизни и смерти… Двадцатиметрового радиуса круг девственно пуст. Место лобное, место красное…

На восточном излете радиуса раскинут шатер: в полутьме его посвященный обретет начертания близости. Запад украшен дощатым столом с торчащими по периметру ножами; стол приготовлен к приему крови отчета. Север и юг стали точками опоры двух длинных шестов, на коих, будто свежеотсеченные головы, высились иконы святых. То ли от влажности мутного дня, то ли от переполненности бессильным страданием, очи писаных старцев сочились слезой. Мироточение вызывало протестующий смех, требовало развенчания кумиров прежнего бытия.

Кто сказал, что возможно противоречить площадному крику ?

Кто в толпе может помыслить о силе, что сильнее силы Зверя?

Человек в красном поднялся по лапе мстящего. С высоты бестфайра удобно бросать кругом тяжелые камни слов. И вот, обмазанные клеющим дегтем страха, они падают на склонившиеся головы и прилипают к ним. И врастают в души, и делаются главным органом новых людей.

Младшие опричники на востоке действуют тихо и сноровисто. Шатер принимает посвященных. Входя тайком, они выходят с гордыми лбами, на которых красуются начертания грядущего дня.

Участь трех священников, — на западном краю круга. Они соответствуют призванию: рваные рясы и бороды, красная кровь на белой коже, глаза лишены и страха, и воли.

Они завершат земной круг прощения с потерянным раем, они распахнут для соплеменников широкие врата, ведущие к вечности ада.

Здание храма исключили из сферы действия. На истоптанной земле, у излома обрушенной церковной ограды стоят двое. Один, ростом выше среднего, сухощавый, одетый в обычный для уходящей Земли военный камуфляж, оторвал взгляд от лобного круга и повернулся к другому. Тот, очень высокий и широкоплечий, в роскошной русой кудрявой бороде поверх расшитой косоворотки, спросил:

— Вы чем-то недовольны, генерал?

Генерал сделал попытку улыбнуться. Но смог лишь скривить бледные ниточки губ.

— Отчего же! Благодарю тебя, ангел славянского мира. Я осведомлен. Подобное происходит по всей земле православия. Вы потрудились на славу.

Кто первым произнес славу правословию?

— Только ли на славу? — последовал новый вопрос.

— О-о… Но мы оба знаем: удовлетворение наших стремлений — дело лично Аполлиона.

Человек в русской рубахе сощурился, словно в глаз ему влетел жгучий солнечный луч. Хаки-генерал коротким жестом пригласил вернуться к спектаклю у подножия невысокого церковного холма.

Ближнее окружение звездного идола прошло посвящение. На их лбах и кистях правых рук чернели отличительные знаки. Настало время следующего акта. Человек в красном бросил в толпу призыв:

— Очистим егорьевский град от прислужников врага! И наречем его Градом Избавления! Принесем жертву искупления!

Взмах рукава, — избитых священников поволокли к лобному столу. Но двое из них не достигли жертвенного места. Толпа вырвала их из рук опричников. Черная татуировка вспухла красными контурами; перекошенные яростью лица орали:

— Смерть христопродавцам! Топчи их, братья!

И двое исчезли в ногах. Третий лег на плаху стола. Первую десятку избранных распределили вокруг него, каждого напротив своего ножа. Команда-жест, и десять лезвий поднялись в едином порыве. И опустились, с глухим стуком пробив плоть до костей и дерева. Тело жертвы дернулось и замерло. Окровавленные ножи вернулись в гнезда. Торжествующий вопль рванулся по городскими улицам, ударив по остекленевшим глазницам окон.

Пришло время второго акта, неожиданного для всех, кроме «Славянского Ангела» и генерала Ранверсера.

Пасть бестфайра исторгла длинный язык огня. Задетый опаляющим жаром красный дирижер скатился к подножию истукана. Огненный язык достиг стола и накрыл останки священника. В реве восторженного испуга никто не услышал рокота двигателя и шума винтов.

Вертолет завис над западной точкой круга, вниз упали веревки. По ним скользнули черные фигуры с короткими автоматами за спинами. Одновременно с высадкой десанта с вертолета раздались длинные пулеметные очереди. Толпа колыхнулась и подалась назад во все направления разом.

Один из десантников приземлился на доски горящего стола, отбросил веревку и, — повернулся лицом к огню, с шумным шорохом летящему из пасти монстра. Тут произошло новое чудо: язык пламени отпрянул от человека в тонком черном трико и будто втянулся назад в змеиную голову. Десантник склонился к нетронутому огнем лицу священника. Кровавый спектакль закончился, ибо служители Зверя не имели в сердцах бесстрашия.

Поиски опричника в красном ничего не дали. Исчезли и генерал с «ангелом». Потерявшие вождей люди, спотыкаясь и падая, разбегались по улицам.