Ирина Булгакова - Шторм

Сколько лет прошло, а воспоминания свежи, словно все случилось вчера. Служба в армии не та зверюга, что с легкостью разжимает челюсти, почуяв кровь – наоборот. Она засела в голове, судя по всему, оккупировав пусть незначительную, но вполне определенную часть мозга. И время от времени напоминала о себе то удушающим ароматом яблок, то зловонным дыханием Анзора, устроившим как-то темную, то…

А может, воспоминания оттого и тревожат душу, что служба так и не завершилась? Потому что катастрофа, нашествие, апокалипсис – да назови события почти десятилетней давности как угодно – все это вместе взятое, случилось за две недели до вожделенного дембеля. Беда навалилась неожиданно, поставив точку на несбывшихся надеждах и подведя черту под мелочными разборками юнцов. Из которых в живых остались единицы – не хватит жизни, чтобы поднять из затопленных гротов бывшей воинской части сотни и сотни трупов.

– Старик! – крикнул Влад, ступая на берег. – Дед! Ты что, заснул? Встречай гостей!

Призыв глухо затерялся в тишине. Удивленный, Влад пошел по берегу. Дед придерживался традиционного образа жизни и никогда его не менял – он всегда ложился спать только после захода солнца.

«Пусть мир катится хоть к чертям собачьим! Если и осталась точка опоры – она внутри тебя самого, – приговаривал он, тыча себя пальцем в грудь. – Только дай слабину и покатишься следом».

Шипели волны, смешиваясь с песком. Отчего-то Владу стало неуютно. Молчали прежде говорливые птицы. И лишь ветер с удручающим спокойствием перебирал острые стрелы травы.

За низким кустарником обозначилась крыша дома. Его построил Дед своими руками, благо инструментов с подброшенных Ловушкой кораблей имелось в достатке. Вполне приличная изба – пара комнат с печкой и пристройкой, в которой часть помещения была отдана под склад нужных, а часть приспособлена для хранения ненужных, вещей. Дед не производил впечатление сентиментального человека, но чего тут только не было: статуэтки, медальоны, бутылки всех континентов, иконы разнообразных верований, бубны, свечи, золотые и иные украшения, женская обувь на шпильках, гитара и даже флейта… Всего и не перечислишь. Недалеко от дома, несколько на отшибе Дед соорудил небольшую баньку, до которой был весьма охоч.

Первое, что бросилось в глаза, когда Влад ступил на поляну – вольер с кроликами, которых хозяин всегда держал под замком, был открыт. И не просто распахнут, а разорен. На погнутых прутьях темнели заскорузлые комки шерсти.

Капитан катамарана сбавил ход и остановился, настороженно оглядывая окрестности. Стояла тишина. Влад двинулся к дому, достав из-за пояса нож, с которым не расставался никогда.

У крыльца лежал труп собаки, беспородного кобеля с кличкой Беспризорник. Но Влад понял это не сразу – толстый слой мух лениво взлетел, стоило подойти ближе. Псу не просто порвали горло, он был буквально расчленен. Из жестоких ран торчали побелевшие суставы и обломки костей. В оскаленной пасти копошилась разномастная мелочь.

Тонко и протяжно всхлипнуло. От неожиданности Влад пригнулся, перехватив нож удобнее. Приоткрытая дверь еще раз потянула расшатанную петлю и закрылась с легким хлопком.

«Надо уходить», – здравая мысль засела в голове.

Умом Влад понимал, что ему незачем идти в дом. Дед мертв. Скорее всего, на острове завелось нечто, истребившее все живое. Или, хуже того, старик окончательно простился с рассудком. И то, и другое паршиво звучало. Следовало отступить. Само собой, рейд вглубь острова откладывался. Единственным выходом из ситуации Владу виделся осмотр свежего приобретения Ловушки – яхты. Там могли быть и газовые баллоны для опреснителя, и бутыли с водой. Дед никогда ими не пользовался.

«На хрена мне тухлятина? – говорил он. – Когда у меня свежачок бьет из скалы».

Разум толкал назад. Но сердце говорило другое. Дед был человеком. Одним из немногих, претендующих на это звание после Катаклизмов. Поэтому капитан «Дикого» осторожно приблизился к крыльцу, состоявшему из двух ступеней, поднялся и, соблюдая меры предосторожности, потянул дверь на себя. Проявляя солидарность, та открылась бесшумно.

Впитывая и тошнотворный запах, и едва уловимый шорох, и свист ветра где-то наверху, Влад переждал пару секунд перед тем, как войти в дом.

Дед нашелся сразу. И в какой-то мере Влад испытал облегчение, обнаружив мертвого старика: не пришлось вступать в схватку с озверевшим хозяином острова. Потом, когда глаза привыкли к полутьме – вставленные в стены иллюминаторы много света не давали – проявились подробности. Дед лежал у печи и выглядел примерно так же, как верный ему пес, успевший возлюбить человека всеми фибрами собачьей души. С одной лишь разницей – мух на трупе не было и поэтому подробности не просто кричали, они вопили. Изломанный, истерзанный, словно угодивший в жернова стальной машины, старик лежал на боку, а рядом с ним, у стены, валялся нож.

Все это Влад оценивал на ходу, двигаясь назад. На его счастье дорога к берегу была сравнительно открытой – за невысокими кустами, которые время от времени подрезал Дед, любивший хороший вид за окном, вряд ли могло укрыться то страшное, что, судя по всему, завелось на острове.

Или приплыло на последней яхте, горделиво застывшей на отшибе.

Она выдвинулась из темноты – стальная торпеда, летящая к поверхности воды так же неотвратимо, как снаряд, пущенный из орудия подводной лодки. Огромная, серо-голубая смерть с удлиненной мордой, на которой двумя черными углями тлели глаза. Углы бесконечной длинной щели, поднятые вверх, создавали подобие улыбки.

Человек, давно переставший считать себя таковым, поплавком качался у самой поверхности, ожидая нападения. Он знал, как вести себя с дьяволицами, чтобы избежать схватки. Самки агрессивней самцов – только безвольная поза зародыша, дрейфующего в спокойной воде, способна была их обмануть. Более того, если подпустить грозу океана близко – на расстояние вытянутой руки, можно без последствий коснуться шероховатой как наждак шкуры. Двигаться рядом со смертью, нарезающей круги – ничто так остро не измеряло цену жизни.

Так было всегда. Но не сейчас. К той, что замедлила скорость и повернула левее, осознав, что ее заметили, у человека имелись старинные счеты. Он отдался на волю течения, поворачиваясь как кобра, следящая за добычей. Четырехметровая торпеда плыла кругами, чуть поводя огромным хвостом. Она помнила, чем закончилась их последняя встреча: на свирепой морде, возле глаза красовался длинный шрам и еще один – вспоровший ноздрю, практически лишил ее способности воспринимать информацию слева.