Николас ван Палланд - Наковальня

Хотя это мог быть и ужин, который он съел у Чуен. Сама Чуен весь вечер жаловалась, что умирает от голода, но состояние ее нервов было таково, что даже малейший кусочек вызывал рвоту. В конце концов она вколола себе «Обманную сытость», чтобы унять аппетит. Габриел угрюмо подумал, что Чуен поступила правильно.

Он откровенно позавидовал Изадоре, которая — типично для нее — поглощала за ужином все подряд, что там оставалось у Чуен и еще могло считаться съедобным, и ничуть не страдала от этого. Казалось, моральная уверенность дает ей мужество — это было видно по тому, как она движется, твердо ступая по полу. Для Габриела внутренняя уверенность всегда была чем-то, что сковывает конечности, сужает зрение и заставляет эмоциональный центр тяжести отклоняться под нежелательными углами.

Или вызывает несварение желудка.

Почувствовав, что лифт остановился, Габриел предупреждающе поднял руку. Бессознательно он перенес вес тела на носки. Теперь он готов.

Маленькая прихожая, куда они вошли, была всего пару метров шириной. Прямо напротив лифта располагалась вторая дверь. Габриел не сомневался, что здесь должны быть «глаза», наблюдающие за теми, кто входит, но камеры были хорошо спрятаны. Он тайком сжал руку Изадоры; коснулся плеча Чуен и, наконец, положил ладонь на пластинку. Дверь открылась.

Их взору предстало огромное, тускло освещенное помещение, занимающее весь девяностый этаж здания. Его наклонные стены образовывали внутренность пятиэтажной пирамиды, которая венчала «Пенис Рейнера». Постепенно сужаясь, они уходили вверх, исчезая в темноте. Пустое пространство пола прерывалось только странной, отдельно стоящей колонной и трехметровым кубом, который и был прихожей. Отсутствие стен-перегородок возмещалось затуманивающими полями, которые не позволяли взгляду проникнуть далеко во мрак, тем самым охраняя частную жизнь его хозяина. Хотя совершенно иное, это помещение было столь же впечатляющим, как резиденция Наоми Сол.

Единственное окно тянулось вдоль всей пирамиды, давая 360-градусный обзор ночного неба, за исключением тех мест, где затуманивающие поля гасили этот эффект. Вид был необычный, но чем именно, Габриел не мог понять.

Когда первое изумление прошло, землянин обнаружил, что его глаза притянуты к единственному источнику света в этом помещении. Две парящие лампы рисовали круг света метрах в пятнадцати слева от Габриела, в центре которой стоял деревянный письменный стол красивой резной работы. За столом сидели двое — мужчина и женщина, — изучали что-то на телеэкране. Когда дверь открылась, впуская Габриела с его спутницами, эта пара подняла головы без всякого удивления.

Голоизображение исчезло. Мужчина встал, гранитной глыбой возвышаясь над столом.

Саксон Рейнер.

— Привет, Наоми, ты как будто поправилась? — сказал он голосом низким и сочным, как коричневый тон дубового гроба.

Его улыбка была резкой и ослепительной. Рейнер не отличался высоким ростом, но был широк в плечах и двигался с грацией стареющего спортсмена. Его волосы и коротко стриженная бородка, когда-то темно-каштановые, теперь стали почти полностью сланцево-серыми. Орлиный нос рассекал тень его бровей подобно кривой турецкой сабле. Глубоко посаженные глаза были очень темными, с люминесцентными крапинками красного золота в радужных оболочках.

Изадора подняла вуаль, и глаза Рейнера сузились. Затем он рассмеялся лающим смехом:

— Позвольте мне угадать… Изадора Гацалуменди!

Рейнер обошел стол, протягивая руку. Изадора в замешательстве пожала ее. Его пожатие было мягким, но за этой мягкостью чувствовалась сила.

— Я Саксон Рейнер. Если позволите, я буду звать вас Изадора. Формальности — для рабочего времени. А вы, должно быть, Ли Чуен. — Он лучезарно улыбнулся Чуен. — Я не стану оскорблять вас рукопожатием, сестра. Да хранит вас ваша Богиня. — В тоне Рейнера не было и намека на издевку. Затем он повернулся к Габриелу, изучая его с откровенным уважением. — А вы — Габриел Кайли, если я не ошибаюсь.

Они стояли, оценивая друг друга. Лицо у Габриела было темное, непроницаемое. Внезапно Рейнер повернулся, махнув рукой в сторону своей приятельницы. Другую руку он опустил на плечо Изадоры, подталкивая ее вперед.

— Позвольте познакомить вас с комиссаром ЦУРЗ Тамарой Леннокс.

Леннокс коротко кивнула. Она была угловатой, худой почти до истощения, с мышиного цвета волосами, бледной полупрозрачной кожей и большими овальными глазами. Черты лица у нее были филигранно-мелкими.

Рейнер жизнерадостно продолжал:

— Тамара… ну, ты всех знаешь, Тамара. Прошу, садитесь, нам есть о чем поговорить. Кто-нибудь хочет выпить?

Чуен взглянула на Габриела и Изадору, испрашивая взглядом подсказки, но, не получив ее, подняла палец.

— Я бы хотела мятного ликера.

Изадора метнула в нее злой взгляд, но Чуен пожала плечами. Габриел не реагировал, он изучал Рейнера, который стоял у автомата — красивого резного шкафчика из розового дерева. Перед тем как вынуть бокал из отверстия, глава «Байрон Системс» заколебался.

— Вы во всем придерживаетесь заповедей Сестричества?

— Он может коснуться бокала, — любезно разрешила Чуен. Рейнер издал еще. один рокочущий смех.

— Очень хорошо. Я восхищаюсь твердыми принципами, даже если не согласен с ними. Но я восхищаюсь еще больше, вышвыривая их в форточку, когда выпивка хороша. Прошу.

Бокал сменил руки. Рейнер заметил, что Изадора с открытым ртом смотрит в окно.

— А-а, — удовлетворенно протянул он, — вам нравится вид? Подойдите и посмотрите как следует.

Рейнер повел их всех к окну, и Габриел наконец понял, что с этим видом не так. Не было Кьяры. Габриел смотрел прямо на черный лик Наковальни, словно здание «Байрон Системс» стояло одно-одинешенько на ее поверхности.

Изадрра тоже была поражена.

— А где же город?

— Это не проекция, — с явной гордостью объяснил Рейнер. — Во всяком случае, не полностью. Панорама достаточно реальна, она просто дополнена. Город удален на основе информации, которую мы получаем от «глаз» вокруг Кьяры. Везде тут, где в действительности стоит город, вид основан на первоначальных обследованиях территории. — Рейнер всматривался в перспективу с едва сдерживаемым возбуждением, словно впервые лицезрел это великолепие. — Иногда я вижу шпиль церкви Эсира. Он поддерживает во мне энергию. Смотрит на тебя с вызовом, вы не находите? А мне всегда так кажется. И мы отвечаем на этот вызов, мы побеждаем его, ежедневно, ежедневно мы побеждаем его.

Было что-то очень величественное в каждом жесте Рейнера, в его позе, наклоне головы, в легком, рациональном прикосновении его пальцев к локтю его слушателя; все говорило о безмерной уверенности в себе, вере не только в свои способности, но в свое предопределенное право вдохновлять и вести других. Его энергия была заразительна. Казалось, он совершенно подавил ею и Изадору, и даже Чуен.