Михаил Успенский - Остальное - судьба

— Ты что, правда не помнишь, как вы тут скакали? — сказал Печкин.

— Помню, как сошёл с лестницы… Или я упал с лестницы? — сказал Белый.

— Вы не упали, — сказал Майор. — Вы производили. Совместно с этим. Определённые действия невыясненного назначения. Но я прошу. Провести дознание. Я сделаю это лучше. Чем вы. Потом можно будет расконвоировать. По результату. Учесть сотрудничество со следствием…

— Во-во, — обрадовался Паша Черентай. — Давай, начальник. Эти психи мне морду кипятком ошпарили… Без профилактической беседы…

— Не уроси, — сказал Топтыгин. — Кипятком… Еле тёпленький уже был чаёк-да! А вот посудину ты мне погнул своей башкой! Ответишь!

— Имя. Фамилия. Отчество, — сказал Майор.

— Черентаев Паша… То есть Павел Эмильевич, — сказал бывший незнакомец.

— Ка-ак? — не поверил своим ушам Матадор.

Майор поглядел на сталкера укоризненно: не мешай!

— Эмильевич, — повторил Черентай. — А вам что — тоже смешно? Ничего смешного…

— Год и место рождения, — сказал Майор.

— Одна тысяча девятьсот… семьдесят… нет, восемьдесят… Восемьдесят второй, вот! Город Челябинск!

— Постоянное место жительства?

— А вот этого не имею, — огорчился Черентай. — Я сезонник.

— Семейное положение?

— Я же говорю — сезонник… Одно время подженился в Ростове — но не срослось…

— Имя, фамилия сожительницы?

— Татьяна… Не, Люба. Татьяна в Перми осталась. Не поехала на калым. А Танька меня кавказонам и продала. Нет, Любка. Я у их в рабстве был…

— Не похоже, — сказал Майор. — Руки. Грязные, да. Но не рабочие. По карманам щипал. Углы на бану вертел. Лохотронил.

— Да уж где уж, — вздохнул бомжик. — Так, по мелочи.

Все обитатели бара «Хардчо» с интересом наблюдали, как на их глазах в тяжких муках рождается истина. Только Белый сказал:

— При чём всё это? Не мучайте человека, мы и так…

— Прошу не оказывать, — сказал Майор. — Давления. На следствие. Последнее место. Жительства.

— Так Ростов же! Нет, Стерлитамак…

— Документы. Какие-нибудь. Справка.

— Может, и были документы, гражданин следователь, только этот демон их у меня и забрал.

Печкин навострил уши. Вот уже и демоны объявились в романе… Мистика нарисовалась…

— Имя, фамилия демона.

— Кто же у демонов фамилии спрашивает? — удивился Черентай. — И не в том я был положении, чтобы спрашивать…

— В каком. Положении. Вы были.

— Так в горизонтальном же! — обрадовался бомжик. — Я же говорю — в скверике лежал. Около вокзала. А меня этот демон и поднял — пнул по рёбрам. Я думал — это мент, то есть, извиняюсь, сотрудник ко мне вежливо обращается, а это, оказывается, он…

— Почему. Вы подумали. Что это демон, — сказал Майор.

Черентай смутился.

— Ну, демон не в смысле демон, — сказал он наконец. — А демон в смысле неизвестно кто.

— Значит. Неизвестный человек, — сказал Майор. — Особые приметы. Неизвестного.

— Костюм серый, хороший… Галстук серый, хороший… Шляпа серая, хорошая… Ботинки коричневые, но тоже хорошие…

— Врёт он всё вам, — подал голос Батюшка. — Которые демонов видели, так они по-другому поют…

— Прошу не оказывать, — бесстрастно сказал Майор. — О чём. Он с вами говорил.

— Работу предложил, — сказал Паша Черентай. — Непыльную, сказал. Типа сторож…

— Дальше.

— А дальше я ничего не помню, — развёл руками бомжик. — А потом вы мне в морду кипятком и плеснули и голову чуть не проломили…

— Одежду где взял, — сказал Майор. — Берцы где взял.

— Не моё! — страстно воскликнул Черентай. — Без суда не имеете права в тюремное одевать!

— Чего ж ты. Павиан бесхвостый. Ваньку перед нами валял?! — рявкнул наконец-то Майор.

Паша Черентай сжался в кресле — насколько путы позволили.

— Ничего я не валял, — пробормотал он. — Я даже не знаю, что вы за люди…

— А кто. Здесь цирк устроил. На пару с потерпевшим.

— Да я не потерпевший, — виновато сказал Белый. — Я тоже ничего не помню. Отпустите его…

— Вот! — обрадовался бомж. — И товарищ тоже…

Печкин не выдержал.

— Так не годится, — сказал он. — Только что мы столкнулись со сверхъестественным явлением. И вдруг оказывается, что его виновник — обыкновенный бичара. Так не бывает. Человек не может так резко измениться. То он был прямо Посланец Чёрного Властелина, а то вдруг Паша Черентай. Читатель не поверит… То есть… Я имею в виду…

— Вы закончили, — не спросил, а констатировал Майор. — Продолжаю. Вы сознаёте. Где находитесь.

— Где, где… В Кзыл-Орде! Да в том же городе поганом, которая станция…

— Название станции.

— Так я же там спал! Я на название не смотрел! Меня с поезда выкинули… То есть с электрички…

Майор выразительно посмотрел на Топтыгина.

— Полотенце, — сказал он. — Жалко. Что не знал такого способа. Теперь знаю. Это лучше. Чем «слоник». Никаких следов.

— Нет! — закричал Паша Черентай. — Я вспомнил! Станция Кошкин! Город Кошкин! Там я спал! На лавочке!

— Ну да, — сказал молчавший дотоле Матадор. — В ночь перед Рождеством он спал на лавочке. Девочка со спичками. Это не показания у нас получаются, а святочный рассказ…

— Какое Рождество? — сказал Паша. — Тепло было — июнь же месяц на дворе… В декабре я бы точно себе подвальчик надыбал…

— Июнь, — сказал Майор. — Какого года?

Черентай ответил.

— Хотя бы год. Совпадает, — сказал Майор. — Ну и где же. Ты мотался. Столько лет. Прежде чем. Пришёл сюда. Цирк нам устраивать.

— К-какие столько лет? Я что — в полной отключке был?

— Получается да, — сказал Майор. — По-твоему. Месье Арчибальд. Чистое длинное полотенце.

— Постойте! — закричал Белый. — Всё совпадает! Город Кошкин! Так и должно быть. Он не лжёт. Именно этот город.

— Никогда не слышал, — сказал Матадор.

— Это город, — сказал Белый, — в котором я появился на свет семь лет назад.

Когда майора Каргина с треском уволили из внутренних органов за грубость и бестактность (уложил при облаве в ночном клубе мордой в паркет известного визажиста), он решил стать частным детективом.

В напарники к Каргину пойти никто из коллег не пожелал — «Хороший ты мужик, Сева, в деле, но характер у тебя по жизни тяжёлый». Из-за этого характера он и семью потерял.

Первый же клиент, начальственного вида мужчина, пожаловался:

— Видите ли, я подозреваю, что супруга моя, Ланочка, не верна мне…

Майор посмотрел исподлобья и сказал:

— Хрюли там. Подозревать. Ты на себя. В зеркало. Глянь. Тебе рога. Не прилепить. Это женщине. Себя не уважать. Моя ставка. Пять кусков в день. Плюс текущие.

Клиент вылетел из офисной клетушки с возмущённым визгом, а Каргин вздохнул:

— Ну не умею я. С такими людьми.

Вообще-то он ни с какими людьми не умел, кроме бандитов. Зато уж с этими он умел хорошо.