Макс Ридли Кроу - Сердце Рима

Но в глазах Маргарет, в смешении душевного сумрака было то, что не позволило бы Лорин открыть правду. В них была мольба, немая просьба принять вину на себя. Так было бы легче, совсем чуть-чуть.

Маргарет посторонилась, переведя взгляд на брата, которого доктор все же умудрился напоить.

– Вы можете поехать с нами, – сказала Лорин, обернувшись.

Но ее слова остались без ответа.

Слуги второпях снаряжали карету. Догадывались ли эти простоватые работяги, что, возможно, живут последнюю ночь? Во многих народах, которые принято считать дикими, была традиция: когда умирал хозяин, знатный вельможа, за ним в могилу шли рабы, ближайшие слуги, наложницы или жены. Даже домашний скот. Пришли иные времена. Теперь слуги не обязаны разделять участь своего хозяина, но если же тот служил в тайном ордене и в один момент стал неугодным власти, то судьба всех приближенных предопределена.

Лорин куталась в плащ, дышала на замерзающие пальцы и думала, дождутся ли ее в порту. О том, что пассажиров будет несколько, никто не предупреждал. Хватит ли великодушия Сафара Аль-Матара? Вот уж неожиданная помощь. Молодой воин-ассасин ничем не был ей обязан, все, что сделала Лорин – помогла его брату найти более спокойную смерть, чем обещали пытки тамплиеров.

Услышав шаги, она обернулась. Кутаясь в накидки, стояли трое детей. Старшим был сын. Лорин назвала его Джек, но Маргарет позже переименовала в Генриха. Ей казалось, что это имя звучит благородно и больше подходит будущему кормильцу семьи. Ему было тринадцать, волосы почти черные, глаза – карие, злые, горящие, точно угли. Младше его на два года была дочь Мэри. Ей досталась бледная кожа, яркий цвет губ и золотистые волосы. Пройдет еще немного времени, и мужчины станут сходить с ума от ее красоты. Пятилетняя Элис, прижимающая к себе фарфоровую куклу, была невероятно похожа на Лорин: веснушки, рыжие локоны и огромные зеленые глаза. Младший сын – Брендан – спал на руках у заплаканной няньки. Старшие дети смотрели со злостью, за которой скрывался страх и невероятная грусть. Они покидали свой дом с женщиной, которую почти не знали.

– Садитесь, – сказала Лорин, открывая дверцу кареты. Когда никто не пошелохнулся, она чуть повысила голос, – живо!

Пока дети рассаживались, Лорин обернулась к дому. В дверях стояла Маргарет, белая, словно призрак, со стеклянным взглядом. Она не плакала, но так сжала собственные пальцы, что, вероятно, была на грани обморока. Лорин кивнула ей, не ожидая ответа, последней заняла место в карете и сообщила кучеру, куда их везти.

Первые несколько минут они просто смотрели друг на друга, слушая перестук колес, цокот копыт и свист ветра. Наконец, спросила Элис. Ее голос прозвучал робко, тихо, едва различимо:

– Вы наша мама, правда?

Джек шикнул на нее и сделал страшные глаза, запрещая говорить.

– Правда, – подтвердила Лорин. Она нечасто посещала детей последнее время, и никогда прежде не выглядела так, как этой ночью. Не удивительно, что малышка усомнилась.

– Правда, что наша мать бросила нас, и не вспоминала до нынешний ночи, – глядя на нее исподлобья, заявил Джек.

– Ложь, – спокойно ответила женщина. – Я навещала вас по три раза на год.

– Точно, проверяли наши успехи в учебе, и живы ли, – улыбка сделала Мэри похожей на ангела, что нельзя сказать о ее речах, – но запрещали нам появляться в Лондоне и покидать поместье. Стыдились нас?

– Я хочу к Маргарет, – прохныкала Элис.

Лорин обвела их взглядом, остановилась на спящем Брендане. Как же все они похожи на своих отцов. Особенно он…

– Ждете слез и раскаяния? – она сложила руки на коленях. – Или пылких объятий? А, может, свежих пирожков в корзинке? Я делаю то, что обязана, как мать. Спасаю вам жизни. Можете вернуться к Маргарет, но там вас всех убьют.

Лица детей, выражающие злость, растерянность, грусть, вдруг окаменели. Некоторое время понадобилось им, чтобы осознать услышанное.

– А Маргарет? – растеряно переспросила Мэри, – а дядя Алистер, Эмили?..

– Они могут о себе позаботиться.

– Мы должны вернуться и забрать их, – заявил Джек.

– Дядя Алистер мертв, – жестко произнесла она, сама поражаясь тому, как это звучит.

«Он мертв. Даже если проживет еще несколько минут или часов. Мертв». Ничто не изменит этого факта, но ей не дали оплакать его, проститься, сказать, как много он значил.

Ее сообщение подействовало на детей как удар грома. Элис ничего не поняла, она все переспрашивала у старшей сестренки, которая ахнула и закрыла лицо ладонями. Джек отвернулся к окну. Думал, что это сойдет за выражение гнева и презрения, но Лорин понимала: он прячет слезы. Мужчине не престало плакать.

Даже когда они вышли на пристани, то все еще хранили молчание. Джек нес младшего брата. Маленькая Элис потихоньку, тайно от сестры и брата, вложила свою руку в ладонь Лорин. Та от неожиданности вздрогнула, но ничего не сказала.

У воды холод пробирал до костей, ветер усилился, а снег смешался с дождем, и это ледяное месиво падало с неба, забиваясь за шиворот, под манжеты, облепливая лицо. В кромешной тьме виднелись хрупкие огоньки фонарей.

У пирса Черри-Гарден их ожидала лодка, как и было оговорено. Один человек сидел на веслах с ружьем на коленях, другой отвязывал веревку. Похоже, они собирались отплывать.

– Не торопитесь, господа, – Лорин сделала вид, будто не замечает направленного в ее сторону ружья и дула пистолета, прикрытого плащом. Хотя старшие дети замерли на месте. – Говорят, вы ждете пассажира из Тауэра.

– Одного пассажира, – угрюмо произнес тот, что отвязывал веревку. – О стольких уговора не было. И на борту места нет.

– Потеснюсь, – Лорин поставила ногу на борт лодки.

– Эй, леди, вам ясно сказали…

Человек с ружьем замолчал, когда увидел, что к голове его товарища приставлен пистолет.

– Господа, – тепло улыбнулась женщина. – Здесь же дети…

Ей помогли сесть в лодку, а затем усадили детей. Лорин мельком глянула на лица перепуганных старших. Джек не сводил взгляда с пистолета, который его мать держала на коленях, и Мэри незаметно взяла дрожащей рукой его за руку.

Удаляющийся берег таял в снежной мгле. Вода кипела под ледяными комьями, падающими с неба. Борт лодки обледенел. Женщина, подняв капюшон, смотрела на туманные очертания города с тревогой и болью в сердце. Ей предстоял не просто побег. Необходимо стереть всю память о ней, о ее делах, о том, что она узнала.

Лорин Питерс должна была исчезнуть.

– Отключайте!

– Да стой ты, пишется…

– Руби, я сказал!

Ника слышала их голоса сквозь звенящий гул в ушах. Ей холодно, пальцы онемели, знобит, зубы стучат, хочется укрыться, сжаться в калачик. Но ее скрюченную руку разжимают, и с тыльной стороны локтя короткая боль сменяется жжением. По венам словно побежала газировка, в кончиках пальцев ощущались маленькие электрические разряды.