Брюс Стерлинг - Схизматрица Плюс

Мы влетели кометой во что-то за пределами нашей власти.

– Я вызову Службу безопасности, – сказал я. Валерия произнесла лишь два слова:

– Не сейчас.

Я посмотрел ей в лицо. Ее глаза потемнели от восторженной похоти. В нее вмиг запустила свои крючья тяга к запретному. Она вальяжно оттолкнулась от мозаичной стены, и длинная полоса крови с брызгами разбилась о ее бедро.

В приватах всегда сталкивались с крайностями. В месте со столькими скрытыми смыслами размывались границы. Из-за постоянной близости удовольствие сливалось со смертью. Для женщины, которой я восхищался, все происходящие здесь тайные ритуалы стали одним негласным целым.

– Быстрее, – сказала она. Ее губы были горькими от тонкой пленки афродизиаков. Мы сплели ноги, совокупляясь в невесомости, и смотрели на то, как вращается тело самоубийцы.

Вот такой была ночь, когда Царица отозвала своих псов.

Теперь меня тошнило от возбуждения, которое я чувствовал в привате. Мы, цикады, живем в моральном эквиваленте космоса де Ситтера, где ни один этос не имеет силы, если только не порожден непричинной свободной волей. Каждый уровень сложности по Пригожину основан на самодостаточном порождающем катализаторе: космос существует потому, что существует космос, жизнь есть потому, что ее не могло не быть, разум есть потому, что есть. Значит, и целая моральная система могла нарасти вокруг единственного момента глубочайшего отвращения… По крайней мере, так учил Постгуманизм. После моей оскверненной консумации с Валерией я отстранился от общества, чтобы погрузиться в работу и размышления.

Я жил в Пене, в провонявшей лишайниками домашне-промышленной студии, куда менее шикарной, чем у Кулагина.

На второй день-смену моей медитации меня навестила Аркадия Сориенти – подруга по Клике и одна из наперсниц Валерии. Даже теперь, без псов, отношения между нами были натянутыми. Мне казалось, что Аркадия – полная противоположность Валерии: блондинка, когда та брюнетка; покрыта механистическими штучками, тогда как Валерия отличалась холодной элегантностью генетически перестроенного человека; полная фальшивого и хрупкого веселья, тогда как Валерия часто впадала в рассеянное и меланхоличное уныние. Я предложил Аркадии спринцовку алкоголя; мои апартаменты находились слишком близко к оси, чтобы пользоваться бокалами.

– Я еще не видела твоих апартаментов, – сказала она. – Мне нравятся твои очистители воздуха, Ганс. Что это за плесень?

– Это лишайник, – ответил я.

– Он прекрасен. Один из твоих особых видов?

– Они все особые. Те, что с отметками «MARK III» и «IV» – разновидности для проекта по терраформированию. В остальных – чувствительные штаммы, над которыми я работал для датчиков загрязнения. Лишайники крайне чувствительны к любым примесям, – я включил ионизатор воздуха. В кишках механистов кишат бактерии, и их эффект может быть губителен.

– А какой лишайник использовался для камня Царицы?

– Он заперт подальше от глаз. За пределами камня его рост становится непредсказуем. И он воняет, – я неловко улыбнулся. Это было обычной темой разговоров среди шейперов – что от механистов воняет. Мне казалось, я уже чую запах ее подмышек.

Аркадия улыбнулась и нервно потерла кожно-металлический интерфейс на серебристом пузыре механизма, вживленного в ее предплечье.

– Валерия снова в своем дурном настроении, – сказала она. – И я решила повидать тебя.

Перед мысленным взором промелькнул кошмарный образ нашей голой кожи, скользкой от крови.

– Это был… прискорбный случай, – сказал я.

– В ЦК только и разговоров, что о смерти Контролера.

– Это был Контролер? Не видел об этом новостей.

В ее взгляд прокралось лукавство.

– Ты видел его сам, – сказала она. Меня шокировало то, что она ожидает, будто я расскажу о своем пребывании в привате.

– Мне надо работать, – сказал я. Оттолкнулся плавниками, чтобы отплыть от нашей общей вертикали. Нам стало неудобно смотреть друг на друга, и это еще больше увеличило социальную дистанцию.

Она тихо рассмеялась:

– Не будь снобом, Ганс. Ведешь себя так, будто попрежнему ходишь под псами. Расскажи мне все, если хочешь, чтобы я помогла вам двоим.

Я остановился в полете.

– А я хочу помочь, – сказала она. – Я подруга Валерии. Мне нравится ваша пара. Соответствуют моему чувству прекрасного.

– Спасибо за заботу.

– Но я правда забочусь. И устала видеть ее в обществе старого развратника Уэллспринга.

– Хочешь сказать, они любовники? – спросил я.

Она всплеснула пальцами, облаченными в металл:

– Ты спрашиваешь, чем они вдвоем занимаются в его любимом привате? Может, играют в шахматы, – она закатила глаза под веками, тяжелыми от напыленного золота. – Не строй такой шокированный вид, Ганс. Тебе о его власти должно быть известно не хуже других. Он стар и богат; мы, полиуглеродные женщины, молоды и не отягощены принципами, – она бросила быстрый взгляд в сторону из-под длинных ресниц. – Я ни разу не слышала, чтобы он брал от нас то, что мы сами не готовы дать, – она подплыла ближе. – Расскажи, что ты видел, Ганс. ЦК сходит с ума от новостей, а Валерия только и делает, что хандрит.

Я открыл холодильник и поискал среди чашек Петри еще выпивки.

– Кажется мне, говорить должна ты, Аркадия.

Она заколебалась, потом пожала плечами и улыбнулась:

– Вот теперь я вижу здравый смысл, друг мой. В Ц-Кластере раскрытые глаза и уши далеко заведут, – Аркадия достала стильный ингалятор из своей кобуры на эмалевой подвязке. – А к слову об ушах и глазах – ты уже прочесал свой дом на предмет жучков?

– Кто мне их подложит?

– А кто нет? – ей сразу стало скучно. – Тогда буду придерживаться того, что знают все. Найми нам как-нибудь приват – и дорасскажу остальное, – она выстрелила потоком янтарного алкоголя с расстояния вытянутой руки и всосала его, когда тот достиг зубов. – В ЦК назревает что-то крупное. Это еще не дошло до верхов, но смерть Контроллера – первый признак. Остальные советники говорят о том, что во всем виноваты личные проблемы, но очевидно, он не просто устал от жизни. Его дела остались в беспорядке. Нет, это ведет к самой Царице. Я уверена.

– Думаешь, покончить с собой ему приказала Царица?

– Возможно. С возрастом она становится непредсказуемой. Впрочем, кто бы ни стал, если прожить жизнь в окружении инопланетян? Я сочувствую Царице, правда. Если для успокоения души ей нужно убить пару старых чопорных богатых ублюдков, я ничуть не против. Более того, будь дело только в этом, я бы спала спокойно.

Я задумался о ее словах, внешне сохраняя равнодушие. Вся структура Царицына Кластера покоилась на изгнании Царицы. Семьдесят лет вокруг убежища нашей инопланетной матки собирались недовольные, диссиденты, пираты и пацифисты. Могущество и престиж ее соплеменников-Инвесторов защищали нас от хищных махинаций фашистов-шейперов и дегуманизированных сект механистов. ЦК оставался оазисом здравого смысла посреди жестокой аморальности воюющих человеческих фракций. Наши пригороды сплетались паутиной вокруг мрачного корпуса сиятельного инкрустированного жилища матки.