Брюс Стерлинг - Схизматрица Плюс

Она была всем, что у нас есть. Под любым нашим успехом лежала тошнотворная неуверенность. Знаменитые банки ЦК обеспечивались огромным богатством Царицы цикад. Академическая свобода учебных центров ЦК процветала лишь в ее тени.

И мы даже не знали, чем она опозорена. Слухов ходило множество, но только сами Инвесторы знали истину. Оставь нас Царица, Кластер рухнул бы в одночасье.

– Я уже слышал разговоры о том, что она несчастна, – бросил я походя. – Похоже, сперва слухи распространяются, потом ненадолго повышают Долю, ей украшают очередную комнату сверху донизу драгоценностями – и слухи пропадают.

– Это правда… Она с нашей милой Валерией два сапога пара, когда речь заходит о перепадах настроения. Впрочем, очевидно, что у Контроллера не осталось другого выхода, кроме самоубийства. А это значит, что в сердце ЦК назревает катастрофа.

– Это только слухи. В сердце ЦК – Царица, а кто знает, что творится в ее большой голове?

– Уэллспринг знает, – с напором сказала Аркадия.

– Но он не советник, – возразил я. – Если говорить о внутреннем круге Царицы, он немногим лучше пирата.

– Расскажи, что ты видел в привате «Топаз».

– Дай мне немного времени. Это довольно болезненные воспоминания, – я задумался о том, что ей рассказать и во что она готова поверить. Молчание начало затягиваться.

Я включил шум земного моря. Комната зловеще загудела от рокота инопланетного прибоя.

– Я не был к этому готов, – сказал я. – В яслях нас с детства учат беречь свои чувства. Я знаю, что думает Клика о дистанции между людьми. Но такая обнаженная интимность, и с женщиной, которую я едва знаю, – особенно в обстоятельствах той ночи, – это меня ранило, – я испытующе заглянул в лицо Аркадии, мечтая дотянуться через нее до Валерии. – Когда все кончилось, мы оказались еще дальше друг от друга, чем были.

Аркадия склонила голову набок и поморщилась:

– Кто композитор?

– Что? Ты о музыке? Это запись для фона – звуки моря с Земли. Им уже пара столетий.

Она странно посмотрела на меня:

– А тебя действительно увлекает эта планетарная тема, да? «Звуки моря».

– Однажды моря будут на Марсе. В этом же цель нашего проекта, верно?

Вид у нее был тревожный.

– Конечно… Мы над этим работаем, Ганс, но это же не значит, что мы сами обязаны там жить. Я хочу сказать – это же будет только через несколько веков, правильно? Даже если мы доживем, мы уже станем другими людьми. Только представь себе гравитационный колодец. Я бы задохнулась насмерть.

– Я думаю об этом не просто как о поселении, – тихо сказал я. – Для меня это деятельность более чистая, более идеализированная. Когнитивные агенты четвертого уровня инициируют пригожинский прыжок третьего уровня. Создать саму жизнь на голой основе пространства-времени…

Но Аркадия уже качала головой и спиной поплыла к двери.

– Прости, Ганс, но эти звуки, они просто… как будто лезут мне в кровь… – она передернулась, и вплетенные в светлые волосы филигранные бусы громко застучали. – Невыносимо.

– Я выключу.

Но она уже уходила.

– До свидания, до свидания… До скорой встречи.

Ушла. А я остался, все глубже погружаясь в одиночество, пока ревущий прилив бормотал, глодая берег.

У дверей Кулагина меня встретил один из его сервороботов и принял шляпу. Кулагин сидел на рабочем месте в отгороженном ширмой углу своего пропахшего ноготками жилища, глядя, как по дисплею сверху вниз пробегают котировки акций. Он диктовал приказы в микрофон на компьютерном нарукавнике. Когда обо мне объявил слуга, он выдернул штекер из нарукавника и поднялся, пожимая мне ладонь обеими руками.

– Добро пожаловать, друг, добро пожаловать.

– Надеюсь, я не отвлекаю.

– Нет, вовсе нет. Ты играешь на Рынке?

– Не всерьез, – сказал я. – Возможно, когда-нибудь позже, когда накопятся роялти от Дзайбацу Эйсё.

– Тогда позволь мне направить твои глаза. Хороший постгуманист должен отличаться широтой интересов. Садись в это кресло, будь добр.

Я сел рядом с Кулагиным, пока он подключался к консоли. Кулагин был механистом, но строго следил за обеззараживанием тела. Он мне нравился.

– Странно, как финансовые институты отклоняются от своей первоначальной цели, – сказал он. – В каком-то смысле Рынок и сам совершил нечто вроде пригожинского прыжка. На поверхности это коммерческий инструмент, но он стал игрой соглашений, условностей, тайн и самоуверенности. Мы, цикады, питаемся слухами, дышим слухами и видим их во сне, так что рынок – идеальное выражение нашего духа времени.

– Да. Он хрупкий, манерный и по сути основан на вымыслах, а не фактах.

Кулагин поднял выщипанные брови.

– Да, мой юный друг, точно как основание самого космоса. Каждый уровень сложности свободно парит над предыдущим, и его поддерживают только абстракции. Даже законы природы – лишь наши попытки прищуриться и заглянуть за пригожинский горизонт событий… Если предпочитаешь более первобытную метафору, можно сравнить Рынок с морем. Морем информации, с редко разбросанными островами голубых фишек для изможденного пловца. Взгляни сюда.

Он дотронулся до кнопок, и перед нами материализовалась трехмерная сетка.

– Это активность Рынка за последние сорок восемь часов. Весьма напоминает волны и колыхание моря, верно? Отметь всплески транзакций, – он коснулся экрана имплантированным в указательный палец световым пером, и зеленые области на сетке залились красным. – Тогда поступили первые слухи об айстероиде…

– О чем?

– Астероиде, ледниковой массе от Совета Колец. Кто-то купил его и прямо сейчас разгоняет из гравитационного колодца Сатурна для столкновения с Марсом. Кто-то очень дальновидный, ведь астероид пройдет в нескольких тысячах километров от ЦК. Достаточно близко для наблюдения невооруженным глазом.

– Хочешь сказать, это вправду кто-то сделал? – сказал я, не находя себе места от потрясения и радости.

– До меня это дошло из третьих, четвертых, а то и десятых рук, но все сходится с параметрами, установленными полиуглеродными инженерами. Масса изо льда и летучих веществ, больше трех километров в ширину, расчетное время столкновения – 20:14:53, 14–4-’54 ВВ… Это рассвет по местному времени. В смысле, местному марсианскому.

– Но до этого еще много месяцев, – сказал я.

Кулагин усмехнулся:

– Слушай, Ганс, трехкилометровый кусок льда большими пальцами не дотолкаешь. Кроме того, астероид только первый из десятков. Пока это больше символический жест.

– Но он значит, что мы переедем! На марсианскую орбиту!

Кулагин взглянул на меня со скепсисом.

– Это работа для дронов и мониторов, Ганс. Или, может, нескольких первопроходцев с закаленным характером. Вообще-то нам с тобой нет ни одной причины покидать комфорт ЦК.