Брюс Стерлинг - Схизматрица Плюс

Омары меня пугали. Их бесстрастное безразличие к человеческим ограничениям придавало им зловещую харизму святых.

Вдоль балки скользнул Модем и беззвучно примагнитился рядом со мной. Я включил уши и услышал его голос поверх радиошипения двигателей.

– Вам звонят, Ландау. Из ЦК. Следуйте за мной.

Я напряг ноги и скользнул за ним вдоль поручня. Мы вошли в радиационный шлюз железного купола, оставив его открытым – Омары не любили замкнутые пространства.

Передо мной на экране появилось заплаканное лицо Валерии Корстад.

– Валерия! – сказал я.

– Это ты, Ганс?

– Да. Да, дорогая. Как я рад тебя видеть.

– Ты можешь снять маску, Ганс? Я хочу увидеть твое лицо.

– Это не маска, дорогая. А мое лицо – ну, не самое лучшее зрелище. Столько проводов…

– Ты не похож на себя, Ганс. Твой голос звучит иначе.

– Потому что этот голос – радиоаналог. Он синтезированный.

– Тогда как мне понять, что это правда ты? Боже, Ганс… Мне так страшно. Все… просто испаряется на глазах. Пена… Поднялась биологическая тревога – кто-то перебил гелевые рамки у тебя дома, наверное, псы, и теперь лишайник – чертов лишайник лезет повсюду. Он растет так быстро!

– Я разрабатывал его так, чтобы он рос быстро, Валерия, в этом суть. Скажи, чтобы пользовались металлическим аэрозолем или сульфидной пылью; и то, и другое убьет его за несколько часов. Паниковать незачем.

– Это уже неважно! Ганс, приваты – фабрики самоубийств. С ЦК покончено! Мы потеряли Царицу!

– Еще остался Проект. Царица – только повод, катализатор. Проект может привлечь не меньше уважения, чем эта треклятая матка. Основа заложена много лет назад. Настал момент. Скажи Клике закрывать все свои финансовые дела. Пена должна переместиться на орбиту Марса.

Валерия поплыла куда-то вбок:

– Только это тебя всегда и заботило, да? Проект! Я опозорилась, а ты – с твоей холодной, такой шейперской отстраненностью, – бросил меня в отчаянии!

– Валерия! – закричал я в шоке. – Я звонил тебе десяток раз, это же ты от меня закрылась – и это мне нужно было тепло после стольких лет под псами…

– Ты бы мог и постараться! – крикнула она, побелев от страсти. – Если бы тебе было не все равно, ты бы достучался и доказал это! Ты ждал, что я приползу к тебе в унижении? Черная броня или камеры псов – какая разница, Ганс? Ты по-прежнему не со мной!

Я почувствовал, как моей онемевшей кожи касается жар открытой ярости.

– Ну, тогда вини во всем меня! Откуда мне было знать твои ритуалы, твои извращенные секретики? Я решил, ты меня бросила, пока хихикала и путалась с Уэллспрингом! Ты думала, я захочу тягаться с человеком, который привел меня к спасению? Я же готов был перерезать вены за твою улыбку – а ты не принесла мне ничего, ничего, кроме катастрофы!

Холодный шок распространялся по ее раскрашенному лицу. Рот открылся, но слов не было. Наконец – с жалкой улыбкой полного отчаяния – она прервала связь. Экран почернел.

Я обернулся к Модему:

– Я хочу вернуться.

– Простите, но нет. Во-первых, вас убьют. А во-вторых, у нас не хватит ватт на разворот. Мы несем массивный груз, – он пожал плечами. – Кроме того, ЦК распадается. Мы давно знали, что это грядет. Более того, некоторые наши коллеги прибудут туда через неделю со вторым грузом разгонных двигателей. При распаде Кластера они сорвут лучшие цены.

– Вы знали?

– У нас есть свои источники.

– Уэллспринг?

– Кто, он? Он тоже уходит. Он хочет быть на орбите Марса, когда ударит вот это, – Модем выплыл из купола и показал куда-то вдоль плоскости эклиптики. Я проследил за его взглядом, неуклюже перебирая визуальные волны.

Я увидел вытравленный на фоне космоса призрачный огонь могучих двигателей марсианского астероида.

– Айстероид.

– Да, конечно. Так сказать, комета вашей катастрофы. Уместный символ для падения ЦК.

– Да, – сказал я. Мне показалось, я узнаю в этом руку Уэллспринга. Когда ледяная ноша будет скользить мимо ЦК, за ней будут следить паникующие жители. Внезапно я воспрянул духом.

– Как насчет этого? – спросил я. – Можете высадить меня там?

– На астероиде?

– Да! Им же придется отделить двигатели, правильно? На орбите! Там я присоединюсь к своим собратьям и не пропущу пригожинский катализатор!

– Я сейчас узнаю, – Модем ввел серию параметров в один из струйников. – Да… Я могу продать бортовой двигатель, к которому вы сможете прицепиться. С достаточным количеством ватт и киберсистемой для навигации ваши траектории пересекутся, скажем, через семьдесят два часа.

– Хорошо! Хорошо! Тогда давайте так и сделаем.

– Ну что же. Остается только вопрос оплаты.

Пока я прожигал пронизывающую пустоту, у меня было время обдумать свою оплату. Мне казалось, я поступил правильно. После коллапса Рынка ЦК для драгоценностей Эйсё понадобятся новые торговые посредники. Несмотря на жутковатость Омаров, я чувствовал, что могу им доверять.

Киберсистема привела меня к мягкой посадке на солнечной стороне астероида. Тот медленно таял под жаром далекого солнца, тут и там инфракрасными ниточками пара из трещин в синеватом льду вырывались летучие вещества.

Айстероид был сломанной колонной, отделившейся после разрушения одной из древних ледниковых лун Сатурна. Гороподобным расколотым валуном с окаменевшими шрамами первобытной жестокости в виде вывороченных и зубчатых утесов и выступов. Почти яйцевидной формы, пять километров в длину, три – в ширину. Поверхность покрывал синеватый рябой лед, который тысячи лет облучали мощные электрические поля.

Я придал шероховатости хватательным поверхностям перчаток и медленно подтащил себя вместе с бортовым двигателем в тень. Тот уже разрядился, но мне не хотелось, чтобы он улетел из-за оплавления.

Я развернул радиотарелку, проданную Модемом, и установил на утесе, нацелив на ЦК. Затем подключился.

Катастрофа охватила весь Кластер. ЦК всегда гордился своими открытыми трансляциями – следствием общей живительной атмосферы свободы. Теперь неприкрытая паника истощилась до завуалированных угроз, а потом – хуже всего – до вероломных выплесков кода. Из всей системы било ключом давно сдерживаемое напряжение.

Предложения и угрозы неуклонно нарастали, пока бедствующие клики ЦК не оказались на грани гражданской войны. По трубам и коридорам рыскали угнанные псы – ожесточенные от страха орудия властных элит. Безжалостные суды на скорую руку лишали диссидентов статуса и собственности. Многие выбирали приваты.

Из яслей вырвались общие дети. С каменными лицами они бесцельно бродили по пригородным холлам, одуревшие от супрессантов. Немногие люди еще смели о чем-то заботиться. Взмыленные Рыночники падали на собственные клавиатуры замертво с кровоточащими от ингаляторов ноздрями. Женщины выходили голыми из взломанных шлюзов и умирали в искрящихся фонтанах замерзшего воздуха. Цикады силились рыдать модифицированными глазами или парили в потемневших бистро, оцепенев от ужаса и наркотиков.