Сергей Тимофеев - Из того ли то из города...

— Давай, пошевеливайся, — Святогор изнутри поторапливает. — Тяжко здесь становится, дышать нечем. Рукой не получается, булавой бей, мечом. Разнеси ее, домовину эту, в мелкие щепочки…

Взмахнул Илья булавой, приложил со всего маху. С оглядкой приложил, с таким расчетом, чтобы когда брызнет щепками, по Святогору не задеть. Отскочила булава, ровно от скалы, зазвенело так, что в глазах свет померк.

— Сдурел ты там, что ли? — Святогор кричит. — Мало не угробил совсем…

Глянул Илья — ни следа на домовине не осталось, ничего ей не приключилось, а в том месте, где удар пришелся, вроде как цепь железная показалась. Показалась — и исчезла, и нет ее. Вдругорядь приложился Илья, а что толку? В третий, в четвертый… Подвинуть попытался — будто в скалу вросла. И Святогор затих, не слышно его стало, а то все ругался да подгонял.

Бросил Илья оружие в сторону — нет от него проку никакого, упал на колени, приник к домовине.

— Как ты там?.. Живой?.. — спросил, с замиранием сердца.

— Живой пока… — глухо донеслось из домовины. — Ты вот что… Видать, по мне домовина сделана, видать, судьба моя такова. Нечего и спорить…

— Судьба… — Илья поднял голову. — Судьба!.. Кузнец!.. Он ее ковал, ему и ответ держать!.. Не помирай, Святогор, погоди, я мигом… — Вскочил на ноги, к коням бросился.

— Стой, погоди… Не ведаю, дождусь ли… Ежели что… Отцу моему в ноги от меня поклонись, виноват я перед ним. Прощенья попроси. Где найти его — кузнец скажет. И еще… Есть здесь щелочка махонькая. Подойди, приклонись к ней. Дыхну я на тебя, силушки-то и прибавится…

— Не надо мне твоей силушки, она тебе и самому пригодится. Ожидай, скорешенько я.

Подхватил Илья оружие, метнулся к коням, вспорхнул в седло, дал в бока пятками. Не прошло ученье Святогорово мимо; спохватился конь, рванулся, полетел, ровно птица. Что там богатырь вослед кричал, не разобрать…

Торопится Илья, спешит-поспешает. А ну как кузнеца на месте не окажется? А ну как время не досчитал, до года? Или конь дорогу позабыл? Сколько верст, до кузни той? Успеет ли?

Не позабыл конь дорогу, вот и кузня. Ворота нараспашку, звон стоит, металла об металл. Знать, хозяин на месте, при деле. Соскочил Илья, в двери распахнутые бросился. И чуть не с кулаками — на кузнеца. Кричит непонятное, словно ум по дороге подрастерял, разом и про Святогора, и про домовину, и про судьбу выкованную — ничего не разобрать.

А кузнец стучит себе молотом, будто и не к нему обращаются, ухом не ведет. Только когда Илья приумолк, дух перевести, кивнул в сторону бочки с водой.

— Ты, молодец, охолони маленько, водички вон хлебни. А потом уж и говори. Ты ж все в кучу одну сметал, повыше кузни моей будет. Чего там стряслось, со Святогором-то?

Не стал Илья воды пить, хоть и разгорячился сверх меры. Еле-еле в руках себя держит, чтоб на кузнеца с кулаками не броситься. Человека выручать надобно, а он — охолони маленько… Однако ж не полез в драку, снова сказал, по правде, — не яснее прежнего.

— Вон оно, от чего ты так переполошился, — протянул кузнец, не прекращая работы. — А ко мне чего прибежал?

Опешил Илья.

— То есть как чего? Ты ж ему судьбу ковал?..

— Ну, ковал…

— Значит, знамо тебе, как его из беды выручить?

— А может, это и не беда вовсе? Может, вышел ему срок? Не до скончания ж веков по горам разъезжать… Пора и честь знать. Другим уступить.

— Да кому — другим? Он же первый на земле богатырь! Как же нам без него?

— А как вам без него? Нешто хужее будет? Что-то я не слыхивал, чтоб он об вас поминал. Жил себе, без вреда — без пользы.

— Не нам то решать, кому жить — кому помирать. Говори наскоро, как Святогора из домовины вызволить?

— А никак. Что же касаемо: кому жить, кому помирать… Молод ты еще, того не ведаешь, что вот коли забудут о тебе — тут и смерть; а пока помнят — нет смерти.

Оборвалось внутри у Ильи, как услышал: никак . И до этого понимал, что напрасна спешка его, только гнал мысли эти из головы. Надеялся. Развеяло надежды сказанное просто, буднично: никак .

— Ты, молодец, коли горевать собрался, так ступай куда-нибудь подале, — кузнец между тем говорит, — потому как не один ты такой на белом свете, долю свою ищущий. Работы невпроворот. Я тебе доспех — оружие обещал? Обещал. Скидавай, что на тебе, и клади на лавку. Там вон свое забирай, в пристроечке.

— Проститься надобно… — пробормотал Илья. — Попрощаюсь, потом вернусь.

— Дело твое. Коли уверен, что дорогу отыщешь… Хошь туда, хошь обратно. Кстати, ты говоришь, он тебе силушку свою отдать хотел, в лицо дыхнуть?

— Ну…

— Согласился бы, не стала б носить тебя земля-матушка, не выдержать бы ей такой тяжести. Неизвестно, чья б домовина была…

Вздрогнул Илья. Да неужто Святогор…

— Он еще к батюшке родному с наказом послал, прощения испросить… Сказал, у кузнеца спроси, где живет, он знает.

— Вон оно как. Ну, знаю, укажу дорогу. Заходи, как в пристроечке покончишь.

Вздохнул Илья, поставил оружие в уголочке, доспех разоблачил, сложил на лавке. Принес, что на седле приторочено было, тоже в уголочек поставил. Ему ли с кузнецом тягаться? Тот неизвестно сколько на свете прожил, неизвестно сколько судеб сковал. Спросить, что ли?

— Слышь, кузнец, — а сам в сторону смотрит, будто о чем неважном речь завел, — а окоромя доспеха с оружием, ты мне, часом, ничего боле не сковал?

Тот замер на мгновение, а потом так расхохотался — ровно гром по кузне. Мало молот не выронил.

— Что обещано было, все сковал, — отвечает. — Я свое слово крепко держу. Не отвлекай попусту. Сказано ж было — непочатый край работы.

И снова стучит. Потоптался Илья, потоптался, да и пошел в пристроечку. А чего еще делать-то? Надел доспех, — по нему сделан, и легкий, и прочный; меч, нож, булаву, копье, лук — все в руке лежит так, что лучше и не надобно; щит — пожалуй, что и самого Святогора удар сдержит… Сдержал бы…

Затуманилось лицо Ильи. Подобрал все, что ему полагалось, отнес, к седлу приторочил, в кузню вернулся, как велено было.

— Ну, как тебе? — кузнец спрашивает.

— Спасибо, — Илья отвечает. — Не знаю, как и благодарить…

— Живи по совести, вот и вся благодарность твоя будет. Все, что оставил, знаю кому верну. Теперь об отце Святогорове… Недалече он тут. Для твоего коня недалече. Все прямо по дороге, на третьей росстани — направо свернешь, а на двух первых — налево. Мимо не проедешь. Вот тебе палица железная, в шесть пудов. Как попросит он у тебя руку, ты ему палицу-то эту и протяни. Слепой он, от древности своей, не заметит.

Хотел было Илья спросить, к чему человека старого обманывать, потом рукой махнул. Все одно ничего толком не узнаешь. Только и сказал:

— Не знаю уж, свидимся ли, а завет твой на сердце положу, рядом с батюшкиным. Прощевай, что ли…