Сергей Тимофеев - Из того ли то из города...

Сладко спит Илья. И снится ему, будто выезжает он из леса на луг бескрайний, травой густой да цветами-самоцветами к сини далекой уходящий. Нет на нем доспехов воинских, ни оружия нету. В портах да рубахе холщевых, простой веревкой в поясе перехвачен. Ни тебе шапки, ни тебе сапог. И седла нет, и упряжи, однако ж не падает, так, рукою одной гриву конскую едва прихватывает. А конь его — вовсе и не богатырский. Ладный конь, белый, ровно снег, без единого пятнышка. Плывет посреди травы высокой ладьей морской, рассекает ее грудью крепкой надвое.

Вдруг, видит, средь моря зеленого шевеление. Идет там кто-то. Не разглядеть хорошенько. Повернул Илья коня в ту сторону, хлопнул по крупу — пошевеливайся. Прибавил тот прыти, однако ж больно густа да высока трава, не разбежишься. Да еще этот, что впереди, в прятки играть задумал. Только было Илье разглядеть, ан нет его. Оглянулся — в другом месте шевелится. Он туда — и снова нет. Взяло Илью за живое. Не на коне, так пешим словлю. Соскользнул, досадуя, тут-то смех и услышал. Это, которое в прятки играет, оно далековато, а смех — вот он, рядом. Вправо посмотрел, влево, — нигде никого. Шаг сделал — опять смех. Неужто полевица заманивает? Вон, что прежде убегало, к нему направилось. Человек вроде. Баба. Или девка. Венок из цветов на голове, а больше ничего не разобрать. Как есть полевица.

— Не полевица я, — слышит, и так ему сладко слышать, пуще Сирина, — живая. Суженая твоя…

Все ближе и ближе, вот-вот лицо разглядит.

Да, на беду, завозились на дубе, под которым прилег, полетели вниз желуди, и прямо Илье по лбу. Он ведь, прежде чем уснуть, шлем рядом положил. Вздрогнул, глаза распахнул — пропало видение. Так и не разглядел. А голос так и звучит в ушах: суженая твоя…

Ручеек неподалеку оказался, не стал умываться — сунул голову целиком, помотал из стороны в сторону. Выпростал, фыркнул, крякнул — вдругорядь сунул. На ноги поднялся — течет вода за шиворот, по спине, по груди, холодными струйками. Отошел, вроде бы, от сна, а голос так и звучит в ушах: суженая твоя…

Вот ведь напасть какая. Приснится же такое. Ему о том, как родителей повидать, да в Киев, на службу к князю подаваться, — думать надобно, а он — о бабе. Серчает на себя, а голос так и звучит в ушах: суженая твоя…

Потянулся, поразмялся, воды набрал свежей, кусочек хлебца пожевал, коня свистнул. Пора в путь-дорогу отправляться.

Почуял конь, что хозяину от него требуется. Сперва шагом пошел, затем трусцой, а там — прянул в поднебесье, стрелой полетел. Только Илья уже не тот, что год назад был; не хватается за гриву, не припадает к холке. Со степняками, конечно, не ровня, — те на конях рождаются, — однако ж тоже кое-чему научился. Год назад смотрел, как бы не сверзится, сейчас смотрит — что вокруг деется. Горы-то, оказывается, далеко тянутся, не окинуть взглядом. Красивы красотой дикой, непотревоженной. Скалы, ущелья, леса, равнины, — а все ж таки не то, что родимая сторонушка. Та куда как красивей. Скоро, скоро увидимся. Обрадуются родители, сбегутся сельчане, пир горой, расспросы, рассказы… До заката увидимся, вон уже и кончилась страна горная, где-то там, вдалеке, гладь водная распахнулась великая. Скоро степи начнутся, а там уж места хоть прежде и не виданные, зато по рассказам знакомые. Передохнуть можно, где селение какое привидится, узнать, чем живут, что на земле творится. А еще лучше — застава.

Подумать не успел — застава вдали показалась. Где и положено, на холме, для лучшего обзору. Вышки только не видать отчего-то. И столба сигнального. Положим, ежели только строить начали, могли вышку на опосля отложить, хотя и странно, но уж столб-то первым делом вкопать должно. Повыше да посмолянистей, чтоб далеко видать было, как запалят, знак подавая — враг близится. Частокол поставили, а остального нет. Ну да ладно, главное, чтоб за соглядатая не приняли, встретили-проводили по чести.

Едет, и удивляется. Давно уже должно б приметить его, шевеление какое обозначить, а на заставе, насколько видно, тишина. Уж не приключилось ли чего худого? Проверил, на всякий случай, оружие, под рукой ли, внутренне изготовился, чтобы врасплох не попасть, зорчей присматривается. Все ближе застава…

Вышки отчего не видать было? Повалилась она, раскатилась по бревнышку. Ворот промеж частокола нету — по сторонам валяются. А внутри есть кто-то, живой. Иначе б ворон поналетело, на каждом колу б сидели да граяли. Неужто попрятались? В засаду, али как? Мысль шальная мелькнула — не метнуть ли булаву?

Не стал озорничать. Спешился, щит на руку, так, чтобы в случае чего, и самому прикрыться, и коня прикрыть. Идет не торопясь. Точно, есть живой. Выглянет из-за столба, на коем прежде воротина висела, глянет быстро, и снова спрячется. Что ж там такое творится?

Остановился, гаркнул в половину голоса:

— Эй, на заставе, есть кто живой?

И тут же ратник молодой показался, совсем юнец. Выпорхнул из-за столба, аки птица; видать, не своей волей. Взашей вытолкали. Шелом сбился, руками машет, чуть не упал. И так смешно это со стороны, что Илья не выдержал, расхохотался. Только уж на этот раз не в половину голоса. А тот видит, — смеются не в обиду, — и тоже засмеялся. Тут уж и за частоколом захохотали, еще несколько ратных в проеме показались.

Раз смеются, в драку не полезут. Закинул Илья щит за спину, тронул коня, зашагал к заставе. Только там враз посерьезнели, копья выставили, — откуда и взялись, — к обороне изготовились.

Снова Илья остановился.

— Да вы что ж, ратнички, всех так приветствуете?

— Всех — не всех, не твое дело. Сам-то кто будешь?

Только тут Илья и заметил — не совсем здоровы ратнички. То есть, побиты слегка. Попримяты. Будто ссора какая у них с кем вышла, не так, чтоб до смертоубийства, а не шибко серьезная.

— Ильей меня кличут, по батюшке — Иванович. Из краев я дальних, отсель не видать. Иду я в Киев, к службе княжеской желание имею. В дружину проситься хочу, авось не прогонят. Заметил вас, свернул с дороги. Дай, думаю, поспрошаю, что да как. Передохну малость. А у вас вон он, привет какой. Копьями ощетинились, ровно еж. Вы мне дорогу укажите, и поеду, от вас подалее.

— Ишь ты, хват какой!.. Может, ты соглядатай…

— Да какой он соглядатай, — сказал кто-то. — Из калачников он, ежели по выговору судить… «А вот калачи, кому калачи, слезай с печи, покупай калачи…»

— Ну? — удивились остальные. — Это ж как его в наши края-то занесло?

— Ветром попутным, — буркнул Илья. — Так что, покажете дорогу на Киев?

— Ладно тебе, — вышел вперед один из ратников. — Жданом меня люди зовут, — сказал миролюбиво. — Ну точно, калачник, — это он другим ратникам через плечо бросил. — Ты не серчай, Илья, что не так встретили. Тут у нас беда, можно сказать, приключилась. Вот и попал под горячую руку…