Антонина Крейн - Шолох. Тень разрастается

– Это вот это купол над драконами? – Я указала Анте на едва уловимый эффект.

– Да, – кивнул тот. – Как видите, мы уже под ним.

– А его-то мы как разбивать будем, чтобы до моря добраться? – полюбопытствовал Мелисандр.

– Его разбивать не придется. Выйти через него может кто угодно. Он запрещает только вход.

– А ты откуда-с-с знаешь-с-с-с? – спросил очень подозрительный, сильно шепелявый голос из-за наших спин.

Мы все дружно подпрыгнули, вызвав тем самым небольшую лавину. Но нам было все равно, ибо мы обернулись и увидели говорившего.

– Грек твою налево… – Кадия едва слышно рискнула выразить общую эмоцию.

Я ограничилась тем, что тяжело сглотнула и вытаращила глаза. Дахху успел спрятать королеву Бурундук под куртку и теперь прижимал руки к сердцу так отчаянно, что я испугалась, что у него инфаркт. Полынь и Андрис синхронно – обвинительно, в стиле Иноземного ведомства, – сложили руки на груди, а Мелисандр со вкусом присвистнул.

– Я много чего знаю, Петр, – высокомерно ответил Анте Давьер.

В отличие от нас, он обернулся только сейчас. До этого маньяк с небывалым интересом следил за ходом лавины, которая быстро переросла в большую, очень даже большую, с грохотом заволакивающую межгорье слоями сходящего снега. Мне казалось, я со своего места чувствую, как быстро и взволнованно бьется Теннетово сердце.

– Тебе извес-с-стно мое имя-я-я? – озадаченно протянул Петр.

И высунулся чуть дальше из-за частокола скал, окружавших наше плато.

– Равно как и тебе – мое, – развеселился Анте, и, кажется, я впервые засекла на его лице чистосердечную улыбку.

– Как та-а-ак-с-с-с? – Петр наклонил удлиненную башку и чуть не сбил стоящую на краю обрыва фигуру Лиссая.

Охнув, я метнулась туда и на всякий случай больше не отходила от своего несчастного принца.

Дракон – а Петр был именно драконом – проводил меня задумчивым взглядом. Он моргнул, и я с легким оцепенением увидела, как прозрачная вуаль – третье веко – затягивает и снова обнажает сплошной зрачок ящера, слева направо, вслед за веками обычными. Глаз дракона был размером с мою голову. А голова дракона – с письменный стол. Сам дракон – неизвестно, ибо туловище его, чешуйчатое, переливающееся всеми цветами лилового, скрывалось за ближайшей скалой. К нам же – на разведку – была выпущена лишь голова на длинной гибкой шее, усыпанной костяными иголками.

– Петр-Петр… – наигранно сокрушался Анте Давьер.

Мы все удивленно косились на него. Даже с большой натяжкой его нельзя было назвать «легким» человеком (и это если забыть о его преступлениях): обычно рядом с Анте неприятно находиться, он будто высасывает из тебя силы и настроение.

Но сейчас – сейчас он казался вполне очаровательным.

– А говорят, у драконов хорошая память!

– Не понимаю-с-с-с! – раздраженно прищурился Петр.

Где-то там, за скалой, мы услышали удар. В воздух взметнулась белая крошка – кажется, ящер хвостом стукнул о снежный наст, как недовольный кот.

В долину межгорья побежала еще лавина…

Анте проследил за ней взглядом, вздохнул и перешел на какой-то незнакомый нам язык. Глаза дракона расширились.

– О?! – сказал он, и теплое его дыхание на этом звуке разом согрело всю нашу маленькую экспедицию.

– Да, – с жаром сказал Анте и снова пустился в объяснения.

– О… – Дракон сокрушенно покачал головой из стороны в сторону, и я еще крепче обхватила Лиссая.

– Ты дальше послушай! – пылко возразил Анте и начал, судя по интонациям, рассказывать анекдот.

Это он, конечно, маханул.

Смех дракона мы пережили еле-еле. Только сбившись крепкой кучкой и склонившись до самой земли, как прибитый ветром озерный камыш, мы удержались на ногах, а не бесславно улетели на дно ущелья…

Тут Анте понял, что надо сворачиваться.

– Петр, проводи нас в лагерь. У нас подарок, который придется драконам по вкусу, – сказал он.

– Хорошо-с-с-с… – Дракон затрепетал смешными ушами и втянул голову куда-то за скалу. – Пойдемтес-с-с…

Подталкиваемые взглядом Анте Давьера, мы дружно засеменили по огромной борозде, оставленной в снегу драконьей шеей.

– Петр – мой старый друг, – объяснил Анте. – Но он еще не видел меня с этим лицом. Поэтому не узнал сразу.

– А что вы ему сказали? – поинтересовалась я. – Ему как вообще – нормально, что тут чужаки расхаживают по долине?

– Петр – весьма добрый дракон. А еще, будучи Привратником, он единственный, кто не спит. Бодрствует уже тысячу лет – с тех пор, как погибла прежняя самка. Оберегает остальных. Поэтому он рад компании, даже, скажем так, несанкционированной.

– А остальные драконы столь же милы? – подозрительно уточнила я.

Анте сделал вид, что не услышал вопроса.

Какой-то плохой знак.

Когда мы пришли в драконий лагерь, оказалось, что Петр был очень маленьким драконом. Крохотулечкой прям, коротышкой. Остальные его сородичи выглядели настолько монументально, что даже обычно сдержанная Андрис Йоукли разинула рот.

Петр, стуча о лед хвостом, поднимал тучи снежной пыли и выводил странные, рычаще-молящие рулады.

От его зова ледяные холмы вокруг начали мелко подрагивать. Потом – с лязгом и скрежетом шевелиться. Морозные панцири на них стали трескаться, и вот уже пейзаж претерпел значительные изменения…

Драконы, все как один спавшие в позах сдобных улиток с изюмом, неохотно разворачивались, ворча, зевая, хрипя, сталкиваясь чешуйчатыми боками и создавая такой шум и гам, что, проори я даже во весь голос что-нибудь жутко секретное, тайну мою никто не услышал бы.

Ящеры очнулись и сразу же взмыли в воздух. Мы с удивлением поняли, что стоим на неожиданно плоской, раскатывающейся вдаль, будто блинчик, вершине горы. Снег уже не блестел, правда, драконы перекрыли нам солнце. Мы стояли в глубокой тени.

Петр задрал шипастую башку к двум десяткам своих подопечных и неспешно заговорил:

– Значит-с-с-с, так-с-с-с…. Это – люди-с-с-с…

– Люди-с? Люди-с? Кто-с? Зачем-с? Как-с? Почему-с? Откуда-с? – заволновались драконы и еще энергичнее забили крыльями.

Один из них – мелкий, желтенький, слабенько дыхнул огнем:

– Убить-с!

И, не успела я побледнеть от такого предложения, как привратник Петр снова негодующе забил хвостом о землю:

– Никаких убить-с-с-с! Поганцы-с-с-с молодые-с-с-с!

– Juventus est crudelissimum… – вздохнул Анте Давьер.

– Sic et simpliciter! – согласился Петр, скосив глаза к стоявшему подле него дружку-хранителю.

А потом пустился в объяснения для сородичей, ревя и хрипя так громко, что, боюсь, если бы не купол вокруг долины, нас бы услышали в каждом из северных государств:

– Значит, так-с! Это друзья! С ними Теннет-с! Вот этот-с, – и Петр когтистой лапой указал на маньяка.