Антонина Крейн - Шолох. Тень разрастается

Человек внизу с тяжким вздохом полез на дерево, шаг в шаг повторяя мой недавний маршрут.

– Тинави! – сурово возвестил Полынь, плюхаясь на ветку рядом. – Я не шутил, сказав, что слежу за Его Высочеством и вашим с ним не-общением.

– Если ты не заметил, я ни с кем не общаюсь. – Я развела руками. – Сижу себе на дубе. Загораю. Лето на дворе.

– В полночь загораешь? – Он вскинул брови. – Это прямо-таки возмутительно неудачная отмазка, малек!

Лиссай в окне вдруг повернулся в нашу сторону и чуть наклонил голову, будто прислушиваясь. Лис – он и есть лис. Хитрости, правда, недосыпали. Но рыжина, и шерстка, и взгляд – всегда начеку. Пахнуло жасмином, и сердце мое зыбко екнуло…

Мне кажется, не из-за Лиссая даже. Из-за той магии, которая в нем живет.

Полынь как-то так интересно и неуловимо сменил позу, что закрыл мне собой окно.

– Я понимаю, что принц кажется тебе интересной пассией… – проворчал Ловчий. – Но я не собираюсь в первый же день предавать доверие Ее Величества Аутурни.

Я закивала:

– Догадываюсь.

– Тогда зачем ты пришла? Проверяешь, хорош ли я в своей работе?

– В этом у меня сомнений нет, как раз-таки. Именно поэтому я тут.

Непонимающая пауза.

– Полынь! – Я закатила глаза. – Да я с тобой поговорить хотела! И поняла, что прийти сюда – самый интересный способ устроить нашу встречу. Ну и Лиссая я давно не видела, куда без того. Хоть в окошко полюбуюсь, раз иначе никак. – Я миролюбиво пожала плечами.

Куратор покосился на меня с какой-то новой, нечитаемой эмоцией… Хмыкнул. Пододвинулся чуть ближе.

– Предположим. И о чем же ты хочешь поговорить?

– Расскажи, что тебе ляпнул призрак Иладриль?

– А что?

– Просто интересно. Давай-давай! Скажи. А то возьму и… и Прыгну к Лиссаю в комнату. Я же умею! Объясняйся потом перед королевой.

– Малек! Что за угрозы! – пораженно выдохнул куратор.

Я показала язык.

– Просто в такие ночи, как эта, очень хочется поговорить о чем-нибудь волнующем. Но такого, знаешь, каминного жанра. Чтобы горячо и одновременно уютно, а не настоящий пожар. У нас с тобой неплохо получилось это в келье у Дахху. Думаю, «Дело о призраке» может продолжить традицию.

Полынь усмехнулся.

Задумчиво повертел серебряные кольца на пальцах, оперся спиной о шершавую ветку дуба и вздохнул:

– Призрак закричал на всю кофейню, что я не испытываю к Андрис никаких чувств. Единственно, по причине равнодушия я не жалею для нее «оскорбительных крох своего внимания» и позволяю «бедной девочке тонуть в ее сладких заблуждениях», «хладнокровно продлевая пытку». И все это якобы видно в моем лице столь же ясно, сколь то, что я «считаю себя самым умным в этом глупом городе». И что мне надо прекращать такую «благотворительность», если я не хочу нажить в лице Йоукли «смертельного врага».

Снова пауза. На сей раз грустная.

– Ах ты ж лыдровый монашек… – Я блеснула ругательством, подцепленным у гномов в Чрезвычайном департаменте.

– Вот-вот. – Полынь, видимо, в красках вспомнил неприятную сцену и беспокойно завозился на ветке.

Я облизнула губы и, решившись, спросила:

– И что, это правда?.. Сказанное Иладрилем?

– А это похоже на правду? – наклонил голову Ловчий, не говоря ни да, ни нет.

– Я не знаю. Я никогда намеренно не думала о ваших отношениях с Андрис, – призналась я.

– Вот и я не думал, – отрезал куратор. Пожалуй, чересчур резко.

От окна Лиссая послышался радостный вскрик. Мы дружно вздрогнули и посмотрели туда. Оказалось, принц доволен тем, что подобрал под травяной холст идеально сливающийся с ним зеленый оттенок. Зеленое на зеленом… Да. Сразу видно – настоящий художник!

Широкими мазками Лис хлестал по ткани – и под его рукой ничего не значащий цвет оживал, наполнялся энергией бытия…

– А ты совсем не помнишь Кару? – спросила я у Полыни.

– Какую такую кару? Ты про кару небесную? – отозвался куратор, блуждавший где-то в своих мыслях.

– Да нет. Неважно. Что будешь делать с Андрис?

– Сложно сказать. Я не рассчитывал, что к кругу моих забот добавится еще и такая. – Его голос прозвучал слегка растерянно.

Я засмеялась:

– О, вот это чувство я понимаю! Мой конек: жить так, что разница между моими предположениями и реальностью составляет около девяноста процентов!

– Нет, у меня все далеко не так плохо, – категорично возразил Полынь.

Мы долго еще болтали.

Лиссай уже закончил свой травяной холст (интересно, это будет «Зеленая серия»?); солнце вызолотило верхушки сосен, а в гнезде запищали птенцы, когда я зевнула так отчаянно, что чуть не сверзилась с дуба.

– Пора домой, – признала я.

– Однозначно. – Полынь с хрустом потянулся.

Я сползла с дерева и, пошатываясь, побрела сквозь Пятиречье, медленно наливающееся цветом и пением птиц.

– Мне нравится наш «каминный жанр»! – крикнул мне вслед куратор, так и оставшийся сидеть на дубу, будто ворон-переросток.

Я, не оборачиваясь, подняла вверх руки с оттопыренными большими пальцами.

Мне тоже нравится, Полынь.

К тому моменту, как я миновала рощу деревьев ошши (строго на цыпочках, не дыша, чтобы избежать столкновения с крустами), желание поспать таинственным образом испарилось.

Возможно, его забрала с собой вон та малиновка-щебетунья, что выпорхнула из-под куста. Шолоховские птицы – они такие! Все норовят умыкнуть у тебя что-нибудь нематериальное.

В итоге я решила прогуляться до дома пешком. Дорога была долгая, где-то на середине пути мне вздумалось выпить чаю (дабы успокоиться и все же уснуть) – и вот я уже исподволь забираю правее, и еще правее; и по горбатому мостику перебегаю Арген; и ныряю в прохладную арку Кремовых Излишеств; и, наконец, соскальзываю по обтесанным временем ступеням на Морскую площадь…

Я появилась там одновременно с госпожой Пионией.

Ее чайная телега, украшенная живыми цветами, выкатилась вслед за осликом Изергаалем. Смурной Изергааль еле переставлял сонные ноги, и Пиония – миловидная старушка в кружевном чепце – все подбадривала его веселым шепотом.

– Тинави, деточка! – улыбнулась старушка, заприметив мой сиротливый облик. – Ты чего тут делаешь в такую рань?

– Жуть как захотелось липового сбора!

Пиония, дивясь, налила мне стаканчик «с горочкой». Я поблагодарила. И, принимая напиток из ее рук, вдруг дернулась, как от пощечины… Чай вылился на землю.

– С тобой все хорошо, милая? – Пиония заботливо положила ладонь мне на лоб.