Сергей Федоранич - Выжженная трава

Эмин перешел в салон среднего класса, где женщины готовы отдавать за покраску по пять тысяч, а потом его позвали в шоурум известного дизайнера на работу без оклада, но за чаевые. Стрижки, укладка и покраска для клиентов там не стоили ничего, все входило в стоимость заказа на пошив одежды, как кофе и шампанское во время примерок, но зато чаевые были от десяти тысяч в одном чеке. Эмин неплохо поднялся за время работы в том шоуруме, и у них с Азизой началась совсем другая жизнь.

— Ты меня убьешь? — спросил Эмин, когда Ян нашел его. Странный был вопрос, учитывая, что Эмин сидел на стуле, руки и ноги привязаны скотчем. Это был дешевый номер в дешевой гостинице на окраине города, куда Эмин приехал с работы из того самого шоурума, визитки которого разбросаны по всему дому; он спокойно пришел в отель, даже не подозревая, кого привел на хвосте.

— Я тебя убью, — сказал Ян. — Но я даю тебе шанс рассказать историю.

— Зачем?

— Чтобы облегчить душу, — ответил Ян.

— А зачем это тебе? — спросил Эмин. Он старался выглядеть бесстрашным, но получалось плохо.

— А зачем тебе это знать? — спросил Ян вместо ответа.

— Незачем.

— Вот и не отвлекайся. Что было дальше?

А дальше случился Симеон, который прочно привязал Азизу к дому на первые полтора года, когда новоиспеченная мама не могла оставить болезненного недоношенного мальчика одного. Когда ребенок немного подрос, Азиза снова стала работать — принимала клиентов на дому, правда, в то время, пока Эмин был дома, чтобы можно было оставить ребенка с ним, пока Азиза работает с клиенткой. Некоторое время всех все устраивало, пока Симеон не подрос и не стал задавать вполне резонные для маленького человека вопросы.

К тому времени Азиза снова вышла на работу в салон, а Эмин делал деньги в шоуруме, подрабатывая на светских вечеринках у частных клиентов. Симеон рос послушным мальчиком и не доставлял неудобств, если не считать бесконечные вопросы об отце.

— Мы сказали ему, что его отец умер до его рождения. И он говорил это всем однокашникам, — сказал Эмин. — Азиза вписала ему в метрику несуществующего мужчину, Равиля, и дала Симеону свою фамилию.

— Почему нельзя было вписать имя настоящего отца?

— Никто не впишет мое имя туда, — ответил Эмин. — Это противозаконно.

Так что Симеон жил в полной семье, вместе с мамой и отцом, которые сами были в ужасе от того, что натворили. Им приходилось скрывать правду ото всех, включая родственников и друзей. Среди друзей Эмин порицал Азизу за то, что она так беспорядочно вела жизнь, утверждал везде, что не знает Равиля. Друзья ситуацию понимали, а еще они знали, из какой семьи брат и сестра, и поэтому не обсуждали за кругом друзей.

…И только дома оба родителя смотрели на Симеона и ждали, когда проявится то самое страшное, что обычно проявляется от кровосмешения. Они даже оплатили анонимную консультацию специалиста, который подтвердил, что ребенок, зачатый братом и сестрой, имеет больше шансов на генетические дефекты, потому что нечем компенсировать патологические гены.

Но, судя по всему, Симеону очень повезло: никаких отклонений у него не было, и Эмин с Азизой с каждым годом чувствовали себя все спокойнее и спокойнее.

— А потом что-то произошло, — сказал Эмин. — Видимо, кто-то из наших родственников узнал о том, что мы сделали. Азизу убили. Я узнал из новостей. Она просто не пришла домой с вечеринки. Ее зарезали, а вину свалили на какого-то человека, но я знаю, кто это сделал. Это наш брат Лема, самый старший. Он не смог простить нам того, что мы оставили семью, отреклись от них и живем своей жизнью. Для нашей семьи рождение Симеона — страшный грех, который позорит всех.

— Когда вы уходили из семьи, Симеона еще не было, — сказал Ян.

Эмин, видимо, подгоняемый адреналином, принялся оправдываться:

— Мы ушли из семьи, потому что не хотели всех этих ограничений, не хотели, чтобы над нами смеялись, чтобы диктовали, как нам жить. Мы хотели жить как угодно, но не так, как нам предписывали правила. Поэтому мы уехали и начали жить по-своему. Но семья нас не забывала. Брат постоянно звонил, спрашивал, как дела. Мы скрыли от него, что у нас есть Симеон, потому что для брата, отца, матери и других родственников появление ребенка у Азизы было грехом, если она не замужем за выбранным родителями мужчиной. Он в любом случае был грехом. Мы так не считали.

— И ты думаешь, что Азизу убил брат?

— Этот грех смывается только кровью, — ответил Эмин. — Семья считала так. В нашем древе есть много покойников, которых отправили на тот свет за грехи. Если другие семьи как-то иначе справляются с жизненными ситуациями, то отец знал только нож. Другими способами он проблемы не решал. Брат — его копия.

— Слабовато для обвинения, — протянул Ян.

— Это слабовато для вас, но я знаю, как поступил бы мой брат. В ту ночь троих девчонок изнасиловали, а Азизу убили. Такое мог сделать только мой брат, потому что больше никто не имел ненависти к Азизе.

— То есть твой брат не только ее убил, но еще и изнасиловал? Он же считал это грехом, — сказал Ян.

— Что позволено Юпитеру… Да, это очень похоже на Лему.

Эмин замолчал и опустил голову, Ян услышал, что парень плачет. Он, в общем-то, не выглядел плохим человеком, только трусом. И он представлял опасность для Симеона. Он мог вернуться и разрушить то, что Яну удалось построить. Он мог вернуться, забрать Симеона и снова бросить только лишь потому, что где-то забрезжила новая угроза.

Но родители так не поступают.

«А как поступают родители? — вклинился Убийца. — Как ты, например? Забывают о существовании собственного ребенка ради работы, а потом, соскучившись по семейным ценностям, подбирают какого-то чужого мальчика? Или как еще поступают настоящие родители, которых ты уважаешь? Создают некое подобие семьи, куда берут ребенка, каким-то непонятным образом прицепляют туда симпатичную одинокую женщину, наспех склеивают — смотрите, у меня семья? Ты-то верно сделал? Здраво рассудил? Может быть, тебе стоит поступить с Симеоном правильно и отдать в детский дом? Или взять ответственность на себя и оформить документы не на Софию, которая просто не может тебе ни в чем отказать, оттого и соглашается воспитывать чужое дитя? Может быть, ты подумаешь о будущем мальчика? Он не знает, что ты убиваешь людей, но чувствует, что ты темный человек с руками, склизкими от крови. Хочешь сделать из него чудовище, которое видишь каждый день в зеркале?»

Ян внимательно выслушал монолог Убийцы и помотал головой, сбрасывая наваждение — такие мысли неудобны сейчас, когда он занимался куда более мерзкими делами.

— Что ты сделал, Эмин? — спросил он у дяди Симеона.

— Что я сделал?..

— Ты узнал, что Азиза мертва. Ты испугался, что брат придет за тобой. Что ты сделал, чтобы защитить себя и Симеона? — спросил Ян.