Сергей Федоранич - Выжженная трава

Эмин не ответил, головы не поднял. Ян ткнул дулом пистолета ему в висок и повторил вопрос. Тишина. Ян ткнул сильнее, но никакой реакции. Тогда он ударил со всей силы, и Эмин заорал:

— Что ты хочешь услышать?! Что?! Что я должен сказать?! Ты и так знаешь!

— Не ори. Скажи мне, — сказал Ян ему в ухо. От Эмина пахло потом и кровью — на голове рана от обуха пистолета. А еще пахло страхом. Он плакал, уже не скрывая своего отчаяния. Яна это не трогало. Он помнил, как старался не дышать Симеон в том парке. Помнил, как громко он кричал, боясь за свою маленькую жизнь. И помнит, что чувствует парень сейчас, думая, что его бросили.

— Что тебе сказать?! Что ты хочешь услышать?!

— Что было дальше? Что ты сделал? — спросил Ян спокойно.

— Я убежал, — ответил Эмин сипло и тихо.

Ян ударил его и потребовал сказать громко и четко.

— Я убежал, я оставил Симеона в квартире. Я знал, что Лема не тронет ребенка, каким бы греховным он ни был. Я знал, что они позаботятся о нем. Знал, что не причинят вреда. И знал, — черт возьми! — я знал, что Лема убьет меня точно так же, как и Азизу! Я собрал вещи и сбежал, оставив Симеона в кровати и не заперев дверь, чтобы он мог выйти.

— А если бы он умер?

— С ним бы ничего не случилось. Лема уже шел.

— Ты врешь, — тихо сказал Ян. — Ты все врешь. Ты сказал, что узнал о гибели Азизы по новостям. Поэтому если бы Лема шел за тобой, он бы уже пришел.

— Я убежал в тот день! Я не вру! Симеон еще спал! Это была суббота!

Суббота, значит. Симеон провел дома один день, а вечером пошел искать родителей и остался в парке. Может быть, он пошел ночью? Неважно. Целые сутки ребенок был один, считал себя брошенным и пытался найти маму. Целые сутки.

Ян взял подушку, положил на лицо Эмину и, пока тот извивался и орал от ужаса, выстрелил ему в колено через глушитель. Это было очень больно, он знал по себе. Дождавшись, когда Эмин проорется в подушку, Ян сказал:

— И ты все равно врешь. Чем тебе помешал парень? Почему ты не забрал его с собой? У тебя были деньги, ты мог спокойно уехать в другую квартиру, и тебя бы никто не нашел. Ты мог бы даже уехать в другую страну. Ты мог бы не бросать Симеона.

— Нас бы нашли, все равно бы нашли. Ты ведь нашел.

— Это несложно, — ответил Ян. — Ты слишком ленив, чтобы замести следы. Мог бы работу сменить для разнообразия. Ну, или хотя бы из конспирологических соображений сжечь визитки, которые разбросал по всей квартире.

Эмин сплюнул на пол выбитый зуб с лужицей крови и посмотрел на сочащуюся рану на колене. От боли ногу выгнуло, и он пытался хоть как-нибудь ее распрямить, но щиколотки были плотно притянуты друг к другу.

— Тебе на него плевать, — сказал Ян. — Даже сейчас, зная, что я знаком с Симеоном, ты не спросил, где он, все ли с ним в порядке. Тебе плевать на пацана. Так?

Эмин молчал недолго, пытаясь убаюкать ногу, а потом спросил:

— Тебя нанял Лема? Ты меня убьешь? Почему не сам? Почему Азизу он убил сам, а за мной послал киллера?

— Меня нанял Симеон. Он попросил разыскать дядю и убить его, потому что дядя трус, а это грех еще больший, чем спать с сестрой.

Яну больше не требовалось слов и доказательств. Он точно знал, почему Эмин не забрал с собой Симеона. Потому что ребенок — это ответственность, это ограничения, это все то, чего хотят люди, которые создают семью и рожают детей. Этому человеку не нужен был сын, он о нем не просил. Он просто получил то, что неизбежно бывает, если не включать голову. И у него не хватило духу воспитать ребенка, который совершенно не виноват в том, что отец его не хотел.

Он мог оформить его в детский дом, мог воспитать ребенка один, мог обратиться за помощью к родителям, мог создать новую семью и дать Симеону возможность жить с мамой и папой.

Не Яну судить поступки Эмина, и не ему принимать решение. Для этого существовал Убийца.

Симеон сдержал слово — проект по истории был в зачатках. Мальчишка обложился учебниками, погряз в методологии, разбираясь с тем, по каким критериям будет сравнивать учебники разных лет. Стол завален толстыми книгами, блокнотами и разноцветными ручками, которыми он чиркал по листам, сверяясь с текстами.

— Я не совсем понимаю, зачем им в гимназии это задали? — спросил Ян у Софии.

— Учат историю. Разные годы, разное восприятие. Детям полезно узнать, как одни и те же события по-разному подавались в зависимости от социального настроения.

— Интересно, к какому выводу придет Симеон.

— Ему, похоже, самому интересно.

София приготовила праздничный ужин по случаю возвращения Яна из командировки. Эта традиция нравилась ему все больше, хотя он и понимал, что это стягивает их сильнее. Больше, чем он мог себе позволить.

За ужином обсудили работу Симеона. Мальчик не понимал то, что находил. Он чувствовал какую-то неразбериху и хаос в определении одних и тех же событий, изложенных авторами разных лет. Ян и София как могли пытались объяснить, отчего история объективна только в фактах, но не в их восприятии отдельными историками. Эта беседа доставила удовольствие и Яну, и Софии, и, несомненно, Симеону. Он, конечно, сделал вид, что понял больше, чем было на самом деле, но для такого маленького человека задание сложноватое. Как объяснить детям, что история, претендующая на неизменность и постоянство, переписывается множество раз? И не только про Средневековье, от которого остались лишь клочья вех, но и от событий совсем недавнего времени.

Никак.

Симеон никак не хотел укладываться спать, предпочитая вести разговоры об истории на кухне с Яном и Софией, но в конце концов им удалось его угомонить, и они остались вдвоем. Это всегда сложное время, потому что между ними не было ничего, кроме неопределенности. Они не встречались, в отношениях не состояли, секс был, но не регулярный, никто никому ничем не обязан, и в итоге — голая неопределенность, которую никак упаковать не получалось.

Они заботились о Симеоне, но документы были оформлены только на Софию, а содержал обоих Ян. Он вроде как продолжал платить Софии за то, что она приглядывает за мальчиком, компенсировал расходы на парня, но в любое время София могла взять подработку нянечкой и уйти куда-то, и с Симеоном был Ян. С того дня, когда Ян нашел Симеона в парке, прошло уже достаточно времени, чтобы мальчик освоился и привык к обстоятельствам новой жизни: родителей нет, они его бросили, о нем заботятся два совершенно чужих друг другу человека, и все трое они — не семья. Он не имел права говорить кому-то, что Ян и София являются парой, да он и не говорил, но запретить ему думать никто не мог. Симеона перевели в другую школу, чтобы ничего вокруг не напоминало ему о прошлом. Квартиру Симеона заперли, Ян ходит раз в несколько недель проверить, чтобы там все было в порядке, а заодно узнать, не наведался ли кто-нибудь. Никого не было. Ну, это и неудивительно. Ян тщательно изучил родственников Симеона, нашел их фото в интернете. Ему было важно знать их в лицо на случай, если кто-то объявится. На процесс оформления опеки над мальчиком Софией никто не явился, и все прошло гладко, органы остались довольны тем, что Симеон пристроился без их активного и трудозатратного участия. Полиция, кстати, тоже обрадовалась, что Симеон пристроен: это как минимум означало, что его не найдут в парке, живым или мертвым.