Джаннет Инг - Под маятником солнца [litres]

Мы были во второй часовне. Той, что находилась в белой башне.

Дальняя дверь, ведущая в сад, до сих пор была заперта на задвижку. Наверное, поэтому женщине и пришлось проникать в башню через окно.

– Эй! – я шагнула к ней.

Женщина была примерно моего роста и возраста. Ее веки опухли, а разбитая губа снова кровоточила. Бо́льшую часть не скрытой под одеждой кожи покрывала паутина заживших и заживающих царапин. Во впадинке на шее поблескивал серебряный крест. Запястья были перевязаны, и теперь я поняла, что принимала за ленты бинты на ее руках.

Мы были прямо у алтаря. Над нами нависал, наблюдая, позолоченный запрестольный образ с нимбами, под которыми не было ликов.

Женщина в черном, жадно вглядываясь в огонь, запускала пальцы в пламя и вынимала обратно. Перчатки она сбросила. Ее горло дрожало от этого низкого стона.

Под ногами у женщины валялись скрученные свитки и сложенные листы бумаги. Среди них я заметила темный корешок дневника.

Стоны смолкли, и женщина подняла взгляд. Она посмотрела мимо меня, на миг замерла и снова повернулась к огню.

– Кто вы? – спросила я. – Зачем вы взяли дневник?

Не ответив на мои вопросы, женщина закрыла лицо руками. Ее грудь сотрясалась от рыданий, но ни единый звук не нарушил тишину.

Не обращая внимания на страх, гулко стучащий в жилах, я сделала еще один шаг. Вид чужих страданий причинял мне боль. Я подумывала попытаться ее утешить, но шорох от моего движения заставил женщину резко вскинуть голову. Глаза ее были сухими.

Она подняла одну из бумаг, оперлась о стену и, чтобы прочесть написанное, чуть повернула листок к свету. А затем снова протяжно и надтреснуто завыла. Я смотрела, как ее сломанные ногти царапают каменную кладку. Женщина потянула за окровавленные бинты на запястье и впилась ногтями в собственную кожу.

– Не надо! Вы навредите себе.

Она обернулась, посмотрела на меня стеклянным взглядом и наконец заговорила:

– Это не по-настоящему. Ему тебя не увидеть, так что это не по-настоящему.

– Не причиняйте себе боль. – Я облизнула обветренные губы и попыталась проглотить застрявший в горле страх. Мне хотелось достучаться до нее, но я не знала как. – Пожалуйста.

– Разве это важно? – прошептала женщина хриплым от долгого молчания голосом. – Он никого из нас не видит.

– Конечно, важно.

– Это все нереально, разве ты не понимаешь? Здесь нет ничего реального.

– Нереально? Как же так?

– Я стою здесь и думаю об этом месте, как о настоящем. Но оно не более чем раскрашенная ширма кукольного театра. Всего лишь лоскутный занавес. Разве что марионетки здесь – это мы, – с рассеянным видом она опустила взгляд, ее голубые глаза следили за торопливо постукивающими друг о друга кончиками пальцев. – И что все создано по слову его, я верую и принимаю.

– Что вы принимаете? Пойдемте со мной…

– И что сказано было словом Его. Я верю. И что взял хлеб и преломил его. В это я тоже верю.

– Пойдемте со мной, – я протянула ей руку, – я могу промыть ваши раны и принести вам немного…

– Нет! – перебивая, огрызнулась она. – Ничего не нужно. Меня больше не украдут. Покрытая рука нанесет удар, в ней заключена сила. То, что внутри, будет говорить правду, а я боюсь, я не должна бояться.

– Я могу вам помочь? Вы ранены.

– Огонь заботится обо мне. Огонь любит меня. Но даже он нереален. На самом деле здесь ничего нет.

– Я не понимаю.

– Никто не понимает. Они построили все это за один день и одну ночь. Ты не знаешь, где находишься. Ты не видишь, потому что слепа. А я не вижу, потому что у меня нет глаз.

Она подняла с пола ворох бумаг и начала бросать их в пламя листок за листком. Я узнала на страницах почерк Роша. Это были письма. Нужно было ее остановить, но не могла же я вырвать их у нее из рук.

– Но тогда ты не ошибся, – она прижала одно из писем к губам в благоговейном поцелуе. – Самая худшая ложь, – еще один поцелуй, – самая лучшая ложь, – и еще один, – выдающаяся ложь… это всегда правда.

– Зачем вы все это сжигаете?

– Я не могу убить себя быстро, поэтому просто должна сделать это медленно. Медленно, медленно. Очень медленно, – произнесла женщина. – Но ее я не стану убивать медленно. Ее. Приносящую сны. Ненавижу. Ненавижу.

– Могу я… могу я взять письма? Раз уж вам они, похоже, не нужны…

Я присела и потянулась к одному из ближайших листков. Нащупала знакомый корешок дневника и придвинулась ближе.

– Он ушел быстро. Выскочил через дверь в сны. – Она снова смотрела в огонь и, казалось, не замечала меня. – Быстро и медленно. Быстро и медленно. Он ушел очень быстро. Но я не могу пойти тем же путем… они мне мешают. Говорят, что я не могу уйти. Говорят, я должна остаться здесь. – Она обхватила себя руками, ее голос стих до шепота: – Потерянная, но найденная. Украденная, но сохраненная.

– Вы пленница? Кто вас здесь держит? Кто вы?

– Подлинник, – прошептала она. – Я – настоящая.

По часовне эхом разнесся стук в дверь. Я услышала, как поворачивается ручка. Женщина в черном вздрогнула и, свернувшись калачиком, прижалась к стене.

Страх сдавил мне легкие, едва позволяя дышать. Сердце застряло в горле. Схватив бумаги, я подобрала подол и побежала вверх по лестнице. А когда на миг оглянулась, увидела высокую, словно тополь, фигуру, заполнившую собой дверной проем, и услышала тихие причитания женщины в черном.

Лишь вернувшись к себе в комнату, мне удалось глубоко вдохнуть.

Я долго стояла, прижимаясь лбом к закрытой двери. В ушах все еще звучало эхо причитаний женщины в черном. В отчаянии я ударила кулаками по деревянной створке и тихо застонала от боли, совсем как незнакомка. В голове вертелись путаные теории о том, кто такие она сама и ее таинственный похититель. Женщина выглядела человеком, но идея о том, что она – подменыш, вовсе не казалась невероятной. Еще она назвала себя подлинником, а это слово означало и слишком много, и слишком мало.

С таким трудом добытые бумаги валялись на полу, но я не могла себя заставить поднять их.

Утром злоключения прошлой ночи сделались похожими на сон.