Джаннет Инг - Под маятником солнца [litres]

– Я думала о проповеди твоего брата. «Вам дано знать тайны Небесного Царства, а им не дано» [58] Матф. 13:11. . Ты когда-нибудь задумывалась, кто такие «вы» и «они»?

– Что вы имеете в виду?

Свой кусочек кекса я посыпала солью, а королеве передала несоленый.

– Я хочу сказать, малышка, что для того, чтобы были избранные, те, кто понимает, должны быть и те, кто не понимает. Ваш Иисус говорит загадками, рассказывая о том, что держалось в секрете с момента сотворения мира. И загадками он говорит, чтобы кто-то их понял, а кто-то, что гораздо важнее, нет. – Она сделала глоток чая, затем помешала в чашке пальцами и слизнула с них сладкий напиток. – Разве ты не видишь? Тайна может оставаться тайной, только если кто-то ее не знает.

– То есть… вы хотите сказать, что мы нуждаемся в невежестве?

– Нет, мисс Хелстон. Я имею в виду: для того, чтобы отличаться, вам нужен кто-нибудь. Не важно кто, главное, чтобы они просто были. Другие. Язычники, атеисты, католики, паписты… или, например, фейри.

– Фейри?

– Те, кто нашел приют среди ветвей церкви, но не является ее частью. Мы даем вам ясность, смысл, цель. Мы – ваша противоположность.

– Я бы не сказала, что вы противоположность церкви… – я попыталась нервно рассмеяться.

– Тогда, может быть, противники?

– Нет, только не это.

– Но что же вы без нас?

– Люди.

Ее улыбка сделалась только шире, Маб смотрела на меня немигающим взглядом желтых глаз.

– Но ты по-настоящему не знала, что значит быть человеком, пока не посмотрела на фейри.

– Мне известно, кто я есть.

– Тебе известно, кем ты не являешься. Это не одно и то же.

Я прикусила язык и отвернулась, дрожа от едва сдерживаемой досады. Маб меня дразнила.

– Разве вы не хотели научиться вязать? – сказала я в отчаянной попытке сменить тему.

Она снова рассмеялась, на этот раз слегка почеловечески, хотя смех ее все же оставался хриплым и раскатистым.

– Я способна на жалость, мисс Хелстон. Что ж, показывай, – приказала она. – Покажи мне, как вяжут.

Подцепляя пряжу спицами, я послушно продемонстрировала Маб азы вязания. Бледная Королева, встав и подойдя ко мне сзади, склонилась совсем близко, чтобы рассмотреть мою работу. Бросив на нее взгляд, я заметила украшение на шее у Маб – камень с дыркой на грубом шнурке.

– Восхищаешься моим сокровищем? – произнесла она с ноткой удовольствия в голосе.

– Да, оно довольно… – я запнулась, подыскивая слова, – необычное.

– О, весьма необычное. – На ее губах появилась лукавая улыбка, которая, казалось, с трудом удерживает внутри тяжесть некоей тайны. – Я храню его в память о ребенке, которого когда-то знала. Мы успели стать очень хорошими друзьями.

– О ребенке?

– Ну, уже не ребенке. Дети вырастают так быстро. Я не очень хорошо разбираюсь во времени, но она выглядит твоей ровесницей. – Маб вертела камешек в руках, и свет играл на нем, вспыхивая радужными бликами. – Некоторые считают, будто мелочные умы настолько очаровываются такими камнями, что не могут воплотить свои воровские замыслы. Но мы-то с тобой знаем, что это неправда?

Было уже далеко за полночь, когда Маб позволила мне уйти. Я устала сверх всякой меры, разум окостенел от всех этих витиеватых словесных игр, которые она так любила. Смысл слов уже выветрился, но их звучание оставалось многозначительным, и разум изводил меня воспоминаниями о причитаниях женщины в черном.

Теперь я еще сильнее уверилась, что она – похищенный ребенок, который, точно диковина, хранится при дворе Бледной Королевы.

Моя комната была все такой же, какой я ее оставила, за исключением двери, ведущей в пустоту. Вздохнув, я снова заперла ее на засов. Я уже потеряла счет тому, сколько раз мне пришлось это проделывать.

Плеснула в лицо теплой водой и, вытираясь полотенцем, заметила, что окно чуть заиндевело. Лед на стекле походил на тонкое кружево. Несмотря на усталость, я нахмурилась. Что-то было не так. До наступления аркадской зимы оставалось еще несколько месяцев.

Кто-то прижался к стеклу с обратной стороны.

Я вскрикнула от неожиданности. Затем с колотящимся сердцем подошла к окну и выглянула наружу. Протерев рукавом запотевшее стекло, я разглядела кисточку, птичьи когти, вцепившиеся в раму, и широко распахнутые совиные глаза. Я открыла створку, и существо потеряло равновесие. Его клюв с криком раскрылся, оно раскинуло широкие крылья и снова их сложило.

– Что ты такое?

– По приказу Бледной Королевы. – Существо, на котором не было ничего, кроме перьев и зеленого жилета, покачало головой.

– Но что ты делаешь?

– По приказу Бледной Королевы, – упрямо повторило оно, захлопнуло окно и вскарабкалось обратно на свой насест.

Существо долго и пристально вглядывалось в стекло, затем вытащило из жилетного кармана очки и водрузило их на клюв. Сменившее кисть гусиное перо окунулось в баночку с мерцающими синими чернилами. Высунув кончик языка, существо начало сосредоточенно и медленно рисовать на окне тонкий, похожий на папоротник иней.

Раздался стук.

Дверь отворилась, и на пороге предстал крайне серьезный мистер Бенджамин с потрепанной соломенной шляпой в узловатых пальцах. Он извинился за беспокойство и сообщил, что слышал, будто мой брат со вчерашней службы не выходил из часовни.

– Я вот что подумал, мисс Хелстон, – чересчур громко произнес мистер Бенджамин. – Раз уж ваш брат занят другими делами, могу я побеспокоить вас своим вопросом?

– Если желаете… – ответила я. – Но… как вы сказали? Мой брат занят?

Он пожал плечами:

– Уверен, что там важные духовные дела. Со вчерашнего дня. Вероятно, еду ему приносит Саламандра. – Гном сам себе пылко закивал, отчего очки сползли на кончик носа и пришлось снова их поправить. – Да, вероятно.

– Понятно… – Я нахмурилась, горло сдавило беспокойство. – Мне нужно к нему сходить.

– Но мой вопрос, – настаивал мистер Бенджамин. – Сестра вместо брата. Отражение может ответить за оригинал. Это ведь справедливо?

– Конечно. Спрашивайте.

– Так вот, я хочу знать… знаю, что хочу… знаю, что знаю… я хочу… – Его голос затих, и на мгновение гном забормотал себе под нос, теребя руками поля соломенной шляпы. – Разве я каменистая почва?

– Прошу прощения?

– Иисус, который сойдет в ад, да святится имя Его, сказал: «Вот вышел сеятель сеять» [59] Матф. 13:3. . Царство Небесное зашито в сердца тех, кто его слышит, но не каждые уши – добрая почва. Он сказал, что те семена, которые упадут в каменистую почву и терновник, иссушит солнце и расклюют птицы… – Слова звучали неразборчиво, а акцент гнома испарился. – Значит, я каменистая почва? Я чувствую радость и все же не понимаю. Слово не может во мне укорениться.