Джаннет Инг - Под маятником солнца [litres]

Я потягивала быстро остывавшее вино, снова и снова вертя в руках чашку. Темно-красная жидкость стекала по стенкам, и меня завораживали эти узоры. Что-то тревожное было в том, как Маб смотрела на Лаона во время проповеди, и в том, как она улыбалась, заговаривая о нем.

– Она тобой очарована. В некотором смысле.

– Но из всех смыслов… – вздохнув, он покачал головой: – Полагаю, это не имеет значения, пока она готова меня выслушать. В ее руках столько власти. Лишь она позволила миссионеру находиться на землях фейри. Этот замок, эта точка опоры… мы ее с таким трудом завоевали.

– И ее достаточно?

– Не мне судить. Существует множество вещей, которые… – его голос затих, и Лаон снова покачал головой, – могут быть только такими, какие есть.

– Но она просит… О чем она просит тебя? – Я боялась его ответа.

– Не имеет значения.

Вот только это имело значение. Его ответ мог означать слишком многое, и мое воображение заполонили окруженная ивами река и тайны, которые лились в уши моего брата. Мне было этого не вынести.

– Пока у нас есть доступ к ней, – произнес Лаон. – Она сказала, что после охоты уедет. Так что времени осталось не так уж много.

Слова у меня во рту словно превращались в камни, я почувствовала, что буквально ими давлюсь.

– Мне не нравится то, что мы должны для нее сделать, брат.

Он пожал плечами:

– Едва ли тут есть выбор.

– Но она напирает. Заставляет нас стараться все больше и больше. – Я сглотнула, вспомнив ее перевитые красной лентой волосы и обнимающие брата руки. – Заставляет тебя все больше стараться. Пытается что-то доказать. Дело не только в ее гостях.

– Что сделано, то сделано, – ответил Лаон, допил свой сдобренный бренди негус и снова наполнил чашку. – И так тому и быть.

– Нет, это можно исправить.

– Кажется, я потерял нить разговора, Кэти.

– Я имею в виду, что поступает так, как пожелает. И тебя заставляет. Но их путь – это их путь, не наш. И путь этот нехорош.

– Мы все это знали еще до того, как сюда пришли. – Он пытался говорить мягче, но усталость не исчезла из его голоса. Я слышала хрипотцу, которая появилась после выпитого бренди. – Зачем бы нам обращать их, будь они и так хороши? Зачем нужны миссионеры в безгрешной стране?

– Это не одно и то же… Мне нужно тебе кое-что показать.

– Кэти, тебе не следует… – произнес он.

Все внутри меня содрогнулось от его упрека.

– Нет, пожалуйста. Это очень важно. Не знаю, как об этом рассказать, как упросить тебя, но, пожалуйста, просто пойдем со мной.

Я шла впереди, держа в руке фонарь. Лаон хромал следом.

Во дворе нас окутали туманные сумерки. Легкий ветерок играл с листвой, обволакивая нас ее ласковым шелестом.

Я отодвинула завесу из плюща, укрывавшую калитку в сад, и нажала на ручку. К моему удивлению и облегчению, створка со щелчком отворилась. Я сомневалась, что смогу повторить путь вчерашней погони через замок и по крыше.

Едва мы переступили порог сада, нас заволокло пьянящим ароматом. Воздух был по-церковному насыщен запахами кедра.

Краем глаза заметив мелькнувшие тени, я сказала себе, что это всего лишь ночные твари юркают в подлеске. И все же не могла избавиться от ощущения, что за нами наблюдают.

– Я не знал, что здесь есть сад, – сказал Лаон с ноткой удивления в голосе.

Тяжело опираясь на трость, он остановился полюбоваться заботливо возделанным местом, что открывалось перед ним.

В сумерках сад стал только прекраснее. Белые камни сияли внутренним светом. Светились дорожки и наполненный лилиями фонтан. Среди колоннад и арок резвились тени, позволяя представить руины вновь целыми.

Сотни глаз следили за каждым нашим шагом. Несмотря на кажущуюся тишину, сила этих взглядов была почти осязаемой. Я не осмелилась обернуться и спросить Лаона, чувствует ли он то же самое. Подтверждение лишь усилило бы мои страхи, а опровержение обострило бы сомнения в собственных ощущениях.

Возможно, измученный вопросами разум становится склонным к безумию.

– Мята, – едва слышно пробормотал Лаон. – Раньше ты любила этот запах.

Я промолчала, напуганная окружавшими нас взглядами и слишком неуверенная в себе.

Мы подошли к белоснежной башне. Я толкнула чуть приоткрытую дверь.

Часовня оказалась совершенно пуста. В ней не осталось даже мебели.

Ни женщины в черном у камина, ни скамей, ни алтаря, ни канделябров, ни запрестольного образа. Все просто исчезло.

– Что ты хотела мне показать?

– Это была… это была часовня.

– Давным-давно, возможно, – сказал Лаон. – В Гефсимании много всего было.

– Нет. Но это не имеет значения.

Оглядываясь по сторонам, я прошлась по всему залу в тщетной надежде найти хоть какое-нибудь свидетельство вчерашней ночи. Но не осталось ни клочка бумаги, ни крошечного следа. Ничего. Даже камин стоял пустой и холодный.

– Так ты хотела показать мне старую часовню?

– Нет, – ответила я, – я хотела показать тебе ту, что была здесь. Я ее видела.

– Кого?

– Женщину в черном. Она сказала, что ее держат в плену. Сказала, что она – подлинник. Я подумала, что она, возможно, похищенный ребенок, которого подменили при рождении.

– Здесь?

Я кивнула.

– Здесь никого нет. И, похоже, очень давно, – сказал он, поднимая фонарь. Свет заискрился на паутине, которая плотной вуалью тянулась из угла в угол, – если судить по этому.

– Но прошлой ночью… – Кашляя от пыли, я просунула руку сквозь паутину. Та цеплялись за пальцы едва ощутимыми прядями. – Мне снился сон, я проснулась и увидела женщину. И побежала за ней.

– Сны в Аркадии… обманчивы. Они могут быть яркими и очень податливыми. Не нужно стыдиться, если один из них тебя обманул.

– Но она была здесь.

– Здесь нет украденного ребенка, – крайне мягко произнес Лаон.

– Мы знаем, что они призывают к себе подменышей, когда те вырастают, чтобы сделать их своими эмиссарами. Чтобы они объясняли людям обычаи фейри, как это делает мисс Давенпорт. Но как они поступают с украденными детьми?

– На самом деле никто…

– Вот именно, – перебила я. – Здесь есть похищенный ребенок. Я ее видела. Бледная Королева привела ее сюда и… и Бледная Королева нашла у себя в постели стальные ножницы.

Стоило произнести это вслух, как все встало на свои места. Теперь казалось совершенно очевидным, кто мог желать смерти королевы. Что годится для мести лучше, чем оружие, защищающее от подменышей?

– Это…

– Ведь так отгоняют фейри и не дают им похитить ребенка, верно? Тесси так поступала, когда мы были маленькими. Пара открытых ножниц над люлькой. – Я понимала, что говорю путано, но сердце бешено колотилось, а рот не слушался. – Помню, как читала об этом в одной из твоих книг. Возможно, у братьев Гримм. Нет, у них была одежда отца, наброшенная на колыбель… Но я все равно помню. Открытые ножницы становятся символом распятья.