Джаннет Инг - Под маятником солнца [litres]

Я перечитывала обещания, которые давал Иисус мертвым и живым, чтобы через Него те снова познали жизнь. Для моего слуха они были пустым звуком. Я могла поверить в то, что Лаон, покойная мать и сестры Кэтрин Хелстон, даже мистер Бенджамин, что все они познают Царство Небесное, что для них предназначены хлеб и вино причастия, что Господь и Спаситель утрет все слезы, которые они когда-либо пролили.

Но я не могла поверить в то же ни для себя, ни для Ариэль. Мы обе не больше фейри, чем люди.

«Мы смотрим не на видимое, а на невидимое, потому что видимое временно, а невидимое вечно» [83] 2 Кор. 4:18. .

Время от времени я снова открывала дневник Джейкоба Роша или пыталась разобраться в енохианском. Странные слова и фразы начали проясняться, и то, что я все лучше и лучше разбиралась в Библии, помогало тому небольшому прогрессу, которого я успела достичь, но мозг не мог сосредоточиться. Его больше не заботили мелочи. Великая загадка, что же случилось с Джейкобом Рошем, казалась теперь куда менее насущной. Хотя в голове начали крутиться дикие теории о влиянии Маб и других фейри. Слова об Ионе, о всеведении Бога и человеке, заточенном в чреве кита, казались более звучными, чем прежде.

Как ни странно, сны перестали меня посещать.

Конечно, я спала очень мало и яркими, будто фонари, глазами следила, как рыба-луна проплывает между облаками. Ее пожелтевшие зубы и невидящие глаза меня по-прежнему тревожили.

Я начала сомневаться в собственных воспоминаниях и теперь гадала: не была ли женщина в черном всего лишь воплощением моего мнимого разума. В конце концов, когда я вернулась с братом Кэтрин Хелстон, часовня оказалась пуста. А я-то была настолько уверена, что женщина – это украденный ребенок, плененный Маб. А теперь, после того как кровь запятнала мне руки, казалось смехотворным, что я хоть на миг поверила, будто могу ее спасти.

Но больше остального я боялась того, кем она может оказаться.

Обхватив себя за плечи, я своекорыстно волновалась лишь о том, что меня заменят. В семье Хелстонов я изображала кукушонка и больше двадцати лет крала любовь, предназначенную другой. Я пыталась удержать все эти воспоминания, но они ускользали, исчезали. Я снова и снова пересказывала их себе, будто сказки, пыталась цепляться за них, придумывала детали, но им не хватало живости настоящих воспоминаний. Меня настигала моя собственная нереальность.

В конце концов, какое у меня право на все это?

Я ведь не настоящая Кэтрин Хелстон.

Маб уехала через три дня.

Я наблюдала из окна за пышной церемонией, которую вел брат Кэтрин Хелстон. Отбытие по великолепию не уступало приезду, и весь двор облачился в лучшие наряды. Я узнавала всех из свиты Бледной Королевы: и песочных людей, и тех, с мерцающими павлиньими хвостами, и скрытых капюшонами. Остальные гости, полагала я, уехали сразу по окончании охоты. Мне смутно вспоминалось, как они прощались с Маб и исчезали, шумно обмениваясь сплетнями и манерными комплиментами.

Однако Бледная Королева прислала мне прощальный подарок.

Пакет доставил взволнованный мистер Бенджамин. Он замешкался в дверях, вяло переминаясь с ноги на ногу.

– Рада видеть вас живым, мистер Бенджамин.

– В целости и сохранности, – кивнул он.

– А она ушла.

– Она никогда не уйдет по-настоящему, – его взгляд заметался, – пока вы видите сны.

– Я… – Я заколебалась, не желая задерживаться на пустоте своих ночей. И запаниковала, что это еще одна сторона существования подменыша – мне больше не увидеть снов.

Развернула сверток и обнаружила пугающий предмет. Иссохшую руку с грубо пришитой кожей в неглубокой чаше. На пальцах лежали какие-то белые крупинки.

Сопроводительная записка гласила: «Соль из человеческих рук».

Трепеща, я коснулась языком белой крупинки. Это действительно оказалась соль.

Рука была человеческой.

Последняя часть головоломки встала на свое место. Я ведь даже не подумала о том, как мы с Ариэль ели пищу фейри без каких-либо последствий. В конце концов, разве она не говорила, что мои руки – не человеческие?

Должно быть, знала.

Я вспомнила, с каким странным вниманием Ариэль изучала солонку и как ее все меньше и меньше интересовала еда, когда она рассказывала о своем прошлом. Наверное, она догадалась. Поняла, как Маб скрывает это от нее и от меня.

Мои нечеловеческие руки нащупали рот. Пустой желудок скрутило. Несмотря на то что я не ела несколько дней, меня затошнило.

Каждый сосуд, в котором хранилась соль, был сделан из человеческих рук.

Дрожа, я потянулась к солонке на столе. Отвинтила крышку и высыпала содержимое. Заглянула внутрь. К основанию была прикреплена маленькая тонкая косточка. Кость пальца.

Я сглотнула кислую горечь во рту. И тут же пожалела об этом. Хотелось исторгнуть все это из тела. Выбраться из него.

Я слышала оглушительный стук своего сердца.

Меня отвлек голос мистера Бенджамина:

– Сестра довольна подарком?

– Прошу прощения, – сказала я и присела; голова кружилась от всех этих откровений. Я чувствовала себя как никогда разбитой. – Она… она передавала что-нибудь еще?

Гном покачал головой.

– Благодарю вас, мистер Бенджамин, – я сглотнула, в горле пересохло и стало гадко. – Или мне следует поблагодарить Бледную Королеву?

– Подарки все равно имеют цену. Но, может быть, эта уже уплачена, – ответил он. – Думал, что и я смогу заплатить. Что буду достоин.

Гном опустил голову и сбивчиво, безо всякой просьбы с моей стороны, признался: та пронзительная ясность, что охватила его перед тем, что он посчитал своей казнью, пропала. Он утратил ту сосредоточенность, что его направляла, и на него тяжело давило чувство вины.

Я завидовала и его переживаниям, и тому, что он на них способен.

– Мне нечем вам помочь, – только и ответила я.

– Я думал, что смогу сделать так много. А теперь ничто не имеет значения. Все не имеет значения. Вопросы вернулись и стали хуже. Можно вас спросить?

Я покачала головой:

– Боюсь, у меня нет ответов, мистер Бенджамин.

– Не могу носить это в себе. Тяжело, слишком тяжело. Тяжелые вопросы. Тяжелые мысли. Что можно сделать одной жизнью, чего нельзя было сделать одной смертью? Чего она стоит?

– Право, не знаю, мистер Бенджамин.

Он сморщился:

– Я видел, как она стояла, будто в пасти адского зверя. Как в той, другой, часовне. Она преломила хлеб, и я поверил. Она заплатила эту цену, а я не могу.

– Не понимаю, что вы имеете в виду. Кто…

– Просто притча… – он замялся. – Но я думал, что смогу быть похожим на сказку. Быть как она и верить. Она была так уверена!

– Вам действительно стоит поговорить с моим… – Я замолчала, это слово задело меня, вызвав острую боль. Я сжала губы, сделала неглубокий вдох и поправилась: – С братом Кэтрин Хелстон.