Джон Скальци - В клетке. Вирус. Напролом [сборник litres]

– Что?

– Долго рассказывать.

– И от кого?

– От Амели Паркер. Она владелец компании, хочет, чтобы мой отец стал их инвестором.

– Амели Паркер, – повторила Ванн.

– Да. Вы ее знаете?

– В некотором смысле, – уклончиво сказала она. – Пришли результаты экспертизы по кровати Кауфмана в отеле. Оказалось, в ней был кто-то еще. Хотите угадать кто?

– Это точно не Амели Паркер. Она хаден.

– Да, не Амели Паркер, – согласилась Ванн. – Это некая особа по имени Лена Фаулер.

– Интегратор, – сказал я.

– Ну да, интегратор, а что такого? Угадайте, кто один из ее главных клиентов?

– Если вы сейчас скажете: «Амели Паркер», мне станет очень неловко.

– Считайте, что уже стало. Но это еще не самое интересное.

– Неужели? Слушаю внимательно.

– Я получила предварительный отчет об Алексе Кауфмане от судмедэксперта в Вашингтоне.

– Не тяните уже.

– Возможно, это было не самоубийство.

Я вытянул фотку в поле обзора:

– Да, вижу рентгенограмму шеи Алекса Кауфмана. И что я должен здесь обнаружить?

– Смотрите на четвертый позвонок, – сказала Ванн.

Мы направлялись к дому Лены Фаулер в Арлингтоне; машину вела Ванн. Было утро вторника, и мы рассчитывали, что успеем с ней поговорить до того, как я должен буду появиться в Бостоне для встречи с Ким Силвой. Пробок на дороге в это время дня не было, так что все вполне могло получиться.

– Это который? – спросил я.

– Как ни странно, четвертый сверху.

– Вы очень любезны, – сказал я. – Вот он. Что искать-то надо?

– Повреждения.

– Понятное дело, – кивнул я. – От веса тела Кауфмана и от ремня.

Ванн покачала головой:

– Может, и от этого. Но эксперт считает, что повреждения могло вызвать что-то еще, а повешение их только усугубило.

– И от чего могли появиться такие повреждения, по его мнению?

– От удара тупым предметом. Похоже, кто-то саданул его по загривку.

– Но на теле нет никаких следов борьбы.

– Правильно, – согласилась Ванн. – Кто бы это ни был, он сначала вырубил Кауфмана или оглушил его, а потом затянул ремень у него шее.

Я добавил на экран фото Кауфмана в морге:

– Они должны были действовать очень быстро. Если бы между первым ударом по шее и увечьями от ремня прошло хоть какое-то время, остались бы следы.

– Да, – подтвердила Ванн. – Поэтому я и сказала, что ударом его, скорее всего, только оглушили, но не убили. Иначе наш эксперт разделил бы эти два события по характеру синяков и кровоподтеков. А этого не произошло.

– Тогда почему вы все-таки считаете, что ему сначала вломили по шее? – спросил я.

– Эксперт сказал, что одно только повешение, да еще тем способом, какой выбрал Кауфман, не должно было так сильно повредить позвонок. Тело ниоткуда не падало, резким рывкам не подвергалось. Куда падать-то, если он в ду́ше повесился. Хотя в принципе он, конечно, мог удавиться и одновременно сломать себе шею.

– Только медленнее и не с такими переломами.

– Так сказал эксперт.

– Но он не уверен.

– Нет. Он сказал, что повреждение могло быть вызвано тем, что Кауфман дернулся, а труба в ду́ше держала. Еще сказал, что у Кауфмана могла быть давняя травма шеи или болезнь костей, поразившая шейный отдел или весь позвоночник, и это стало причиной. Обещал подумать еще.

– То есть версия самоубийства все-таки не исключается? – сказал я.

– Если не учитывать тот факт, что Фаулер была в его постели за несколько минут до того, как он себя порешил.

– Значит, вы думаете, Фаулер его убила?

– По крайней мере, я бы хотела услышать от нее обратное.

Дом Фаулер в Арлингтон-Вьюс стоял недалеко от шоссе Коламбия-Пайк в окружении таких же благоустроенных, но невыразительных кирпичных зданий типичной пригородной застройки, через дорогу от начальной школы. Просто идеальное место для молодой семьи, которой у Фаулер, судя по ее интеграторскому досье, не было.

– Когда-нибудь хотели иметь дом в пригороде? – спросил я у Ванн, когда мы подошли к двери Фаулер.

– Это несовместимо с моим образом жизни, – ответила она.

– Уверен, где-нибудь рядом есть бар.

– Супер, – сказала Ванн. – Я выросла в пригороде. Так что мне хватило. – И постучала в дверь.

Открыла сама Лена, посмотрела на нас и на секунду обернулась через плечо. Потом снова повернулась к нам с мрачным лицом.

– Я с клиентом, – сухо сказала она.

Это означало, что, когда мы разговаривали, из ее тела на нас смотрел какой-то другой человек.

– Прямо сейчас? – уточнил я.

– Да.

– У себя в доме? – спросила Ванн.

– Мы собирались выходить.

Ванн взглянула на меня. Хотя никто не запрещал клиентам коннектиться с интегратором у себя дома или у него, обычно это происходило уже в том месте, куда они направлялись, или очень близко от него. У интеграторов была почасовая оплата. Никто не хотел тратить большие деньги просто на дорогу.

– Мы не против поговорить с вами в присутствии вашего клиента, если вы сами не возражаете, – сказала Ванн.

Фаулер аж перекосило. Мы и так уже поставили ее в крайне неловкое положение, вынудив выйти на поверхность во время сеанса и тем самым грубо нарушить все условия договора. А допрос при клиенте был вообще немыслим.

Полагаю, именно поэтому Ванн об этом и заговорила. Хотела разозлить Фаулер любым способом.

– Прошу прощения, я сейчас, – сказала Фаулер и закрыла перед нами дверь.

Мы переглянулись и стали ждать. Примерно через минуту Фаулер вышла и снова закрыла дверь – уже за собой.

– Агент Ванн, агент Шейн, что бы это ни значило, давайте побыстрее.

– Значит, вы нас помните, – сказала Ванн.

– Этого я видела вчера. – Фаулер ткнула пальцем в мою сторону. – А вас помню по процессу над моим клиентом.

– Приятно, когда о тебе помнят.

– Для кого как, – сказала Фаулер. – Чего вы хотите?

– Мы хотели бы задать вам несколько вопросов об Алексе Кауфмане, – сообщил я и кивнул на дверь. – Может, мы войдем?

– Нет, не войдете, – заявила Фаулер.

– Почему? – спросила Ванн.

– Потому что я так сказала, агент Ванн.

– Вы знали Алекса Кауфмана? – продолжила Ванн, решив начать допрос прямо у крыльца.

– Само собой, знала. Иначе вас бы здесь не было.

– Тогда вы, вероятно, знаете и о его смерти.

– Слышала.

– Для женщины, которая за несколько минут до самоубийства была в его постели, вы поразительно легко об этом говорите, – сказала Ванн и после паузы добавила: – Если только вы не находились там от имени своего клиента.

– Даже если и так, вам прекрасно известно, что я не могу об этом говорить.

Интеграторы одалживали свои тела хаденам при помощи синхронизации нейронных сетей, встроенных в мозг обеих сторон. Однако соединение не было безупречным, поэтому, чтобы помогать хадену управлять его телом, интегратор всегда присутствовал при сеансе, просто его сознание отходило на второй план. Ввиду крайне доверительного характера этой работы, закон защищал их отношения правом на неприкосновенность, так же как отношения врача и пациента или адвоката и обвиняемого.